Используя инструменты лингвистического анализа в определении ИТИМа народов [1], [2], [3], мы смогли выдвинуть гипотезу ЛСЭ (логико-сенсорного экстраверта) относительно ИТИМа народа Англии [1], [2]. Сейчас мы попробуем верифицировать выдвинутую гипотезу, используя два подхода: методику длительного наблюдения за жизнью народа и соционический анализ национального юмора.

Методика наблюдения за жизнью народа была подробно описана в работе по определению ИТИМа Японии [4]. В ней продемонстрирована связь между восприятием мира определенным народом, отраженным в его культуре, и информационным метаболизмом. Были озвучены критерии, помогающие выбирать подходящий для анализа материал, а также сформулированы основные составляющие диагностики ИТИМа и приведен ее пример.

Соционический анализ национального юмора для определения ИТИМа народа используется нами впервые. Мы предполагаем, что юмор имеет соционическую подоплеку, ведь та или иная информация не случайно кажется нам смешной, реакция на нее отражает закономерности нашего информационного метаболизма. А значит, национальный юмор может отражать особенности обработки информации, присущие ИТИМу народа.

Данная работа будет состоять из двух частей. В первой из них мы анализируем ИТИМ английского народа на основании наблюдений, сделанных Всеволодом Овчинниковым и опубликованных в его книге «Корни дуба» [5]. Вторая часть статьи содержит соционический анализ английского юмора.

Анализ ИТИМа Англии на основании материалов длительного наблюдения
 

Функция ЧЛ

Возможность что-то сделать для общества вызывает у англичан энтузиазм, желание трудиться. Отметим ценностность [6], [7], [8] и ментальность (социальную направленность) функции ЧЛ:

«Общественная жизнь в Англии замешана на дрожжах любительства. В ее основе лежит традиционное представление, что всякий человек, помимо основных дел или занятий, обязан отдавать часть своего времени и сил какой-то деятельности, лежащей вне его личных, грубо говоря, своекорыстных интересов. Вера в ценность добровольного труда на общественных началах глубоко присуща англичанам; и такого рода деятельность весьма распространена, многообразна и уважаема. Англичане, по их словам, гораздо охотнее берутся за любое дело, если видят в нем не служебную обязанность, а общественный долг, так сказать, «социальное хобби». Многие виды социальных услуг организуются в стране на добровольных началах и осуществляются безвозмездно. В свое время это касалось и народного просвещения, когда на пожертвования состоятельных людей открывались школы для сирот. Такими же методами были созданы первые бесплатные больницы для нуждающихся».

Радость, положительные управляющие эмоции (УЭ) [6], [9], [10] от работы по дому, с материальными объектами — ценностность функции ЧЛ:

«Любая, даже неприятная работа становится дома отрадным досугом. Когда соседи в воскресенье встречаются в пабе и один задает другому традиционный вопрос: «Что ты сделал за эту неделю?» — под этим имеется в виду не работа в лаборатории, не игра на бирже и не участие в предвыборной кампании. Каждый понимает, что речь идет о ремонте крыши, или о смене обоев в спальне, или о поездке за компостом для клумбы».

Предпочтение практичности теориям говорит о ценности деловой логики, а не абстрактной:

«В консерватизме англичан многое смыкается с практичностью. Они не доверяют умственной акробатике, предпочитая твердо стоять ногами на почве здравого смысла. Их больше привлекают не абстрактные идеи, а утилитарная сторона вещей, не теоретические обобщения, касающиеся универсальных принципов, а руководство к действию, которое непосредственно вело бы к конкретному результату».

Отметим еще одно интересное противопоставление: работа и прибыль. Часто соционики ошибочно относят деньги, получение прибыли к деловой логике, Данный пример показывает наличие ценности в работе, но отторжение и неприятие работы ради корысти (ЧС):

 «Заниматься своим делом не ради денег или карьеры, а, так сказать, из любви к искусству, для собственного удовольствия — вот в представлении англичан кредо истинного джентльмена. Отличительная черта англичан — их презрительное отношение к так называемым крысиным гонкам, то есть к готовности отказаться от любимого досуга ради дополнительного заработка, принести радости жизни в жертву голой корысти.

Уверенность, сопровождаемая безразличием к оценке и отсутствием потребности в ней, является индикатором многомерности функции (чаще блок Эго):

«Англичане не демонстративны в своем отношении к труду, как не демонстративны они в проявлении своих чувств вообще. Поначалу может показаться, что они делают все с прохладцей, шаляй-валяй, спустя рукава. Но постепенно начинаешь понимать, что их неторопливость, привычка избегать вытаращенных глаз и потного вдохновения отражает общий ритм жизни. Сочетание раскованности с отлаженностью — характерная черта английского быта.

Приезжему поначалу часто кажется, что он словно по инерции ломится в открытую дверь. Он привык, что дела делаются лишь в том случае, если проситель проявляет энергичную напористость, а исполнитель — подчеркнутое старание. И его сбивает с толку, что оказывать какой-то нажим, добиваться, настаивать в Англии нет нужды, что люди тут привыкли делать свое дело без показной нарочитости и лишней спешки. В этом англичанин чем-то схож с опытным игроком на теннисном корте: он не мечется из угла в угол, роняя семь потов, а легко, будто даже небрежно отбивает посылаемые ему мячи. Да, англичане работают, пожалуй, именно так: без перенапряжения, раскованно, но четко. И даже если водитель автобуса остановится по пути, чтобы купить себе пачку сигарет, то это еще не значит, что график движения ему безразличен».

Английской ментальности настолько дискомфортны перемены (маломерность функции БИ), что изыскиваются любые методы, чтобы этих перемен избежать. Знак «плюс» в функции ЧЛ направлен на максимальное сохранение, починку объектов, так, чтобы они могли еще долгое время служить, использоваться. А параметр времени в функции ЧЛ постоянно отслеживает свойства объектов, помогает вовремя замечать те изменения, которые нуждаются в исправлении. И даже определенное телесное неудобство, дискомфорт (минус БС), сопряженный с длительным использованием объектов, в представлении англичан лучше, чем перемены. У Японии с нормативной функцией БИ [4] нет такой потребности в неизменности окружающей реальности:

«В Лондоне часто дивишься тому, как англичане переделывают старые дома. От первоначальной постройки не остается решительно ничего, кроме фасада. Но фасад этот с превеликими хлопотами и дополнительными затратами заботливо сохраняют в неприкосновенности, хотя здание от фундамента до крыши возводится заново. В этом суть английского подхода к жизни. Вместо того чтобы до основания сломать старое и на его месте воздвигнуть нечто совершенно новое, англичанин, как правило, старается многократно перестраивать, подновлять, приспосабливать к новым условиям то, что уже есть.  Подобный же метод лежал в основе восстановления британской экономики после второй мировой войны: возвращали к жизни разрушенные предприятия, возрождали старую промышленную структуру, вместо того чтобы создавать новые, перспективные отрасли индустрии, как это сделала, например, Япония. Послевоенная реформа английского народного образования не ставила целью отменить явно отжившую систему, а была направлена лишь на то, чтобы частично ее подправить.

Если англичанин скажет о своем доме: «Пусть неудобный, зато старый» — в его словах не будет и тени той иронии, которую мы вкладываем в шутливый каламбур: «Лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным». Само понятие «старый» воспринимается им как достоинство, способное компенсировать сопутствующие недостатки. Сказать о фирме, что она самая старая в своем деле, значит одарить ее высшим комплиментом. Нелепый обычай, причиняющий уйму неудобств, остается незыблемым лишь потому, что существует с незапамятных времен».

 «Англичанин любит жить в окружении хорошо знакомых вещей. В убранстве дома, как и во многом другом, он прежде всего ценит старину и добротность (часто отождествляя эти понятия). Когда в семье заходит речь, что пора, пожалуй, обновить обстановку, под этим словом имеется в виду реставрация, а не замена того, что есть, сохранение, а не изменение общего стиля комнаты».

Внешний вид не должен мешать удобству, комфорту — в этом видна связь функций БС и ЧЛ:

«Считая дом центром своего существования, англичанин, разумеется, хочет, чтобы он был комфортабельным, однако не стремится делать из него некую витрину. Как святилище частной жизни, английский дом предназначен не поражать гостей, а быть удобным для хозяев. Англичане приглашают домой не так уж много людей. А тем, кто бывает у них — родственникам или близким друзьям, — нет нужды пускать пыль в глаза».

Функция БС

Близость к природе, возможность любоваться и поддерживать ее красоту — вот идеал жизни англичанина. Природа — это то, что приносит ему радость, удовольствие, притяжение, вызывает УЭ ценностной функции БС.

«Идеал англичанина — жить за городом, то есть иметь загородный дом. И чем состоятельнее человек, тем настойчивее стремится он к этому идеалу, недосягаемому для бедноты.

Даже в самом своеобразии английского города сквозит преклонение перед сельской жизнью. Лондон, в котором многоквартирные жилые корпуса, в сущности, так и не привились, который большей частью представляет собой скопление двух-трехэтажных домиков с палисадниками, — этот Лондон, хоть и перестал быть самым крупным городом мира, доныне остался самым большим в мире селом.

Сельская Англия с ее усадьбами и парками, лугами и охотничьими угодьями несет в своем облике несомненную печать быта и нравов старой земельной аристократии. В течение многих веков она была единственным правящим классом в стране, но в отличие, скажем, от французской аристократии никогда не тяготела к жизни в столице. Если в соседних странах знать было привычно ассоциировать с городом, а «чернь» — с селом, структура английского общества зижделась на том, что идеалом человеческого существования и, стало быть, привилегией избранной касты является жизнь в загородном поместье. Нетрудно проследить, что первоисточником морального кодекса джентльмена послужила спортивная этика, а наиболее традиционные, так сказать, классические виды спорта — верховая езда, гольф, теннис, крикет — в свою очередь родились в Англии как развлечения обитателей таких поместий, как формы досуга для людей, которые любят находиться на воздухе, но в условиях английского климата должны постоянно двигаться, чтобы получать от этого удовольствие.

 «Если бы вам вздумалось вскрыть сердце англичанина, вы обнаружили бы в самой середине его клочок подстриженной лужайки. При первой же возможности англичанин любого общественного класса стремится усесться под деревом, или растянуться на траве, или неторопливо и безмолвно шагать под зеленым шатром дубов с сосредоточенным, слегка грустным выражением лица. Рай англичанина украшен газонами. И по этим газонам разгуливают британские праведники, покуривая свои трубки и держа свои неразлучные зонтики». Никос Казандзакис (Греция), «Англия» (1965)».

«Англичанин любит свою землю прежде всего как родной дом, как то место, с которым у человека связаны не тяготы повседневного труда, а радости досуга. Образ родины для него — это обнесенный живой изгородью палисадник под окнами, который он охорашивает, радуясь воскресному дню. Именно эту изгородь, а не розу и не античную деву с трезубцем владычицы морей следовало бы считать национальным символом англичан».

Любопытно, как отличаются поводы для гордости у англичан и американцев. Последние охотно демонстрируют предметы роскоши, символизирующие богатство, материальное положение (ценностная функция ЧС). Англичане гордятся, к примеру, выращенными цветами — красотой, которую они смогли создать своим трудом (ценностные функции БС и ЧЛ):

«В английском доме редко увидишь что-нибудь, кроме гостиной. И уж вовсе нечего ждать, что гостям станут демонстрировать какую-нибудь круглую ванну с золочеными кранами, которая была бы предметом гордости хозяев на другом берегу Атлантики. (Зато весьма вероятно, что они похвастаются перед гостями своей теплицей, продемонстрируют горшки с рассадой и покажут, как хорошо разрослась на кирпичной стене вьющаяся роза.)».

Можно выделить знак «минус» в функции БС — в Англии, как и в Японии, ценится естественная, природная красота. Красота, допускающая внешнее несовершенство, требующая минимального вмешательства со стороны человека, учитывающая природные свойства объектов (блок с ЧЛ) [11]. Во французском и китайском подходах, напротив, прослеживается знак «плюс» в функции БС — стремление к украшательству, созданию идеальной, симметричной, хоть и искусственной красоты, неприятие несовершенства:

«Одна из самых привилегированных публичных школ Англии однажды пригласила на кафедру французского языка профессора из Парижа. Ему отвели лучших коттедж со старинным садом, которым гордились многие поколения прежних обитателей. Это был, в сущности, английский парк, распланированный так умело, что выглядел вовсе нераспланированным. Это был уголок природы, возделанной столь искусно, что казался вовсе невозделанным.

Французу, однако, такая «запущенность» пришлась не по вкусу. Наняв садовников, он принялся выкорчевывать вековые деревья, прокладывать дорожки, разбивать клумбы, подстригать кусты — словом, создавать геометрически расчерченный французский сад. Вся школа — как преподаватели, так и воспитанники — следила за этими переменами безмолвно. Но парижанин тем не менее чувствовал, что со стороны окружающих к нему растет какая-то необъяснимая неприязнь. Когда француз с немалым трудом допытался, наконец до причины подобного отчуждения, он был немало удивлен: «Но я ведь старался, чтобы сад стал красивее!»

Лейтмотивом популярной в Лондоне книги Ричарда Фабера «Французы и англичане» служит мысль о том, что многие различия между этими двумя народами коренятся в их отношении к природе. Если французский садовник, как и французский повар, демонстрирует свою власть над ней, то англичане, наоборот, отдают предпочтение естественному перед искусственным. В этом контрасте между англичанами и французами нельзя не усмотреть тождества с главной чертой, разделяющей японцев и китайцев. В отличие от своих континентальных соседей оба островных народа в своем мироощущении ставят природу выше искусства. Как японский, так и английский садовник видят свою цель не в том, чтобы навязать природе свою волю, а лишь в том, чтобы подчеркнуть ее естественную красоту. Как японский, так и английский повар стремятся выявить натуральный вкус продукта в отличие от изобретательности и изощренности мастеров французской и китайской кухни. Уважение к материалу, к тому, что создано природой, — общая черта прикладного искусства двух островных народов.

Хаотичность Лондона и Токио в сопоставлении с четкой планировкой Парижа и Пекина воплощает общий подход к жизни, свойственный двум островным народам: представление о том, что человеку следует как можно меньше вмешиваться в естественный ход вещей. На взгляд англичан и японцев, город должен расти так, как растет лес. И роль градостроителя, стало быть, не должна превышать роли садовника в английском парке или японском саду. Его дело лишь подправлять и облагораживать то, что сложилось само собой, а не вторгаться в разросшуюся ткань города со своими планами».

В глазах англичан красота связана с естественностью, опорой на природные формы объектов. Вмешательство в природу допустимо лишь для того, чтобы сделать ее более удобной для жизни. Принятие внешнего несовершенства, отсутствие нарочитой правильности, идеальности во внешнем виде, — так выглядит философия знака «минус» в функции БС и блок с функцией ЧЛ:

«Сельская, или, точнее сказать, загородная, Англия помогает понять сущность национального характера, суть подхода к жизни, природе, соотношению естественного и искусственного. Англичанам не свойственно совершать излишнее насилие над природой, чрезмерно подчинять ее воле человека, навязывать ей геометрическую правильность форм. Они стремятся сохранить в облике природы естественные черты, но до такой степени, чтобы она при этом была удобна для обитания.

В Англии редко попадешь в непроходимую лесную чащобу. Но, пожалуй, реже, чем в других странах, видишь здесь и аллеи, где деревья росли бы строго в шеренгу да еще были подстрижены на один манер. Здесь более типичны рощи, перелески, отдельные деревья, разбросанные там и тут среди лугов. Потому что чаща — это нечто уж слишком первозданное, а аллея — нечто уж чересчур искусственное. Сельская Англия являет собой поистине английский компромисс между природой и искусством.

Англия — остров. Но из этого отнюдь не следует, что об английской жизни больше всего способны рассказать ее порты. Куда более обильную пищу для размышлений о национальном характере дают здесь дороги. Нередко узкие, чаще всего извилистые, но всегда покрытые асфальтом и снабженные безукоризненной системой указателей, английские дороги — не магистральные, а местные — способны оказать неоценимую помощь в познании страны.

Человека, свыкшегося с бездушной прямолинейностью современных автострад, поначалу удивляет и даже раздражает, что в Англии вроде бы никто не стремится попасть из одной точки в другую кратчайшим путем. Изгибы здешних дорог вроде бы игнорируют не только законы геометрии, но и логики. Английские дороги чаще всего бывают рождены не воображением инженеров, а историей страны. Они редко прорезают холмы и перекрывают эстакадами равнины. Они петляют, огибая чьи-то давно исчезнувшие владения или соединяя переставшие существовать села. И по ним, как по линиям руки, можно не только прочесть прошлое страны, но и многое узнать о характере ее народа. Английские дороги предпочитают не противоборствовать с природой, а следовать ее чертам. Они воплощают скорее терпимость к местным особенностям, чем попытку навязать некое единообразие. Они отражают склонность скорее подправить то, что уже есть, чем создавать что-то заново, скорее найти компромисс со старым, чем отказаться от него ради нового.

Английская дорога похожа на тропинку в английском парке. Она не рассекает естественного узора, который время оставило на лице земли. Она приближает путешественника к тому исконному руслу, по которому в этих местах издавна текла жизнь».

Нормы английского общества осуждают чрезмерную изнеженность, поощряют спокойное отношение к телесному дискомфорту. Это указывает на компетентность в зоне минуса по качеству в функции БС:

«Англичане склонны сурово относиться к собственной плоти, и их жилища во многом отражают эти спартанские нравы. К началу 70-х годов лишь 15 процентов жилищ в Британии имели центральное отопление — в два-три раза меньше, чем в европейских странах такого же климатического пояса. Отапливать спальни, например, у англичан до сих пор считается чуть ли не аморальным. Да и ванны по-настоящему вошли в быт лишь перед войной. Для многих, особенно для детей и подростков, их заменяло холодное обтирание губкой из таза. Как знать, может быть, при английской погоде такая суровая закалка с малых лет действительно необходима. В промозглые зимние дни всегда поражаешься, как много лондонцев почтенного возраста разгуливает без пальто, а то и в одной рубашке».

Функция ЧЭ

Положение функции ЧЭ вносит свой вклад в эмоциональную культуру общества. Так, в обществе с неценностной функцией ЧЭ (Англия) обращает на себя внимание приглушенность эмоций, молчаливость. На этом фоне общества с ценностной ЧЭ, например, Россия [2] отличаются эмоциональным, шумным стилем общения:

«Над английской толпой всегда как бы приспущена завеса молчания, она приспущена не до конца, не настолько, чтобы превратить массовую сцену в кадр из немого кинофильма. И все-таки не можешь отделаться от ощущения, что некий невидимый звукооператор убавил регулятор громкости до каких-то минимальных и непривычных нам пределов. На перроне вокзала или в универмаге, в переполненном пабе или театральном фойе чувствуешь себя будто отделенным от скопления людей незримой звуконепроницаемой стеной.

Эта приспущенная над английской толпой завеса молчания (или, на худой конец, полумолчания) особенно поражает потому, что люди вокруг отнюдь не молчат, а разговаривают друг с другом. Да-да! Дело не в том, что англичане немногословны (хотя данная черта присуща им куда больше, чем другим народам). Дело в том, что эти островитяне разговаривают каким-то особым голосом: приглушенным, почти усталым. Они беседуют так, словно каждый из них в одиночестве выражает вслух собственные мысли.

Мы, по-видимому, так привыкли без нужды повышать голос, что перестали замечать это. Когда, привыкнув к полубезмолвию английской толпы, вновь попадаешь на континент, например во Францию или к себе домой, ловишь себя на мысли, что человеческая речь режет ухо, люди кажутся излишне шумливыми».

Жесткие барьеры, недопустимость выражать чувства прямо, необходимость быть сдержанным – все это говорит о неценностности и маломерности функции ЧЭ. Ниже прослеживается перевод управления [12] в функцию ЧИ (важность общего круга интересов):

«Английская беседа поначалу кажется иностранцу тривиальной, постной, лишенкой смысла. Однако считать, что это действительно так, было бы заблуждением. За внешней сдержанностью англичанина кроется эмоциональная, восприимчивая натура. А поскольку сложившиеся правила поведения не допускают, чтобы человек выражал свои чувства прямо, у англичан, как осязание у слепых, на редкость развита чуткость к намекам и недомолвкам. Они умеют находить путь друг к другу сквозь ими же возведенные барьеры разговорной этики. Со временем убеждаешься, что в английской беседе первостепенную роль играет не сам по себе словесный обмен, а его подтекст, то есть круг общих интересов или общих воспоминаний, на которые, разговор опирается. Посторонний зачастую считает его тривиальным именно потому, что как бы плавает по масляному пятну на воде, не ощущая радости погружения в общие глубины».

Об английской сдержанности ходят легенды. Соционически она объяснима наличием негибких ограничений в функции ЧЭ, вызванных ее маломерностью. Неприятие открытого проявления чувств, эмоций может указывать на неценностность функции ЧЭ:

«Бережливость — вот качество, которое англичане проявляют и к деньгам, и к словам, и к эмоциям. Они врожденно недемонстративны, они не только предпочитают недомолвку преувеличению, но и неприязненно относятся к любому открытому выражению чувств, будь то любовь или ненависть, восторг или гнев. Порой хочется сделать вывод, что англичане флегматичны от природы: их эмоции пробуждаются медленно, почти никогда не выходят из-под контроля и быстро иссякают».

В английском обществе с детства прививается необходимость сдерживать чувства, держать себя в руках (нормы в функции ЧЭ). Слезы, жалобы, даже со стороны детей, в сознании англичан являются постыдными, недостойными, позорными (УЭ маломерной функции ЧЭ):

«Едва научившись ходить, английский ребенок уже слышит излюбленную в этой стране фразу: «Возьми себя в руки!» Его с малолетства отучают льнуть к родителям за утешением в минуты боли или обиды. Детям внушают, что слезы — это нечто недостойное, почти позорное. Малыш, который плачет потому, что ушибся, вызывает откровенные насмешки сверстников и молчаливое неодобрение родителей. Если ребенок свалится с велосипеда, никто не бросится к нему, не проявит тревоги по поводу кровавой ссадины на колене. Считается, что он должен сам подняться на ноги, привести себя в порядок и, главное, ехать дальше. Поощряемый к самостоятельности, английский ребенок мало-помалу свыкается с тем, что, испытывая голод, усталость, боль, обиду, он не должен жаловаться, беспокоить отца или мать по пустякам. Ему надо действительно серьезно заболеть, чтобы решиться сказать об этом родителям».

Функция БИ

В описании ситуаций, связанных со временем (БИ), можно отметить маломерные УЭ (ситуации, вынуждающие спешить и мешающие планировать время, воспринимаются болезненно):

«Примечательно, что англичане с их щепетильным отношением к частной жизни друг друга вообще считают телефон менее подобающим каналом общения, чем почту. Телефонный звонок может неудачно прервать беседу, чаепитие, оторвать от телевизора. К тому же он требует безотлагательной реакции, не оставляя возможности продумать и взвесить ответ. Почту же получатель может вскрыть, когда ему удобно, и ответить на каждое письмо с учетом содержания других.

Именно письменно, а не по телефону принято, например, договариваться о деловой встрече. Депутат парламента, директор банка, адвокат, врач и даже портной предпочитают письменную форму обращения, так как она помогает им более гибко планировать свое время».

 «Помню, как, прилетев однажды в Лондон из Дублина, мне пришлось вместе с другими пассажирами ждать четыре минуты, пока пришел чиновник паспортного контроля. Толпа прямо-таки готова была растерзать его на части.

— Нас здесь двадцать шесть человек, и вы обокрали нас в общей сложности на сто четыре минуты, — ледяным тоном отчитывал клерка представительный джентльмен, постукивая своим зонтиком».

«Гостей приглашают только заблаговременно (обычно за две-три недели) и на определенный час. Заявиться к знакомым запросто, без приглашения или известив их перед приходом по телефону, здесь не принято. Неожиданный звонок у входной двери — большая редкость в Лондоне. Если такое и случается, то обычно под Новый год, когда это могут быть либо сборщики пожертвований на благотворительные цели, либо рождественские визитеры — разносчик газет, молочник, мусорщик, рассчитывающие на чаевые к празднику».

В сознании многих образ Англии связан с традициями и консерватизмом. Присущее англичанам стремление «законсервировать» окружающую реальность исходит из негибкости и страха по функции БИ, и говорит о ее маломерности. Это вынужденная мера, позволяющая обезопасить, оградить себя от происходящих перемен. И реализуется это стремление в том числе через аспекты многомерных функций — БС (красота и чистота природы, внешний вид) и ЧЛ (объекты, делание).

«У англичан даже само слово «консерватор» наряду с негативным несет в себе и позитивный смысл: это не только противник перемен, но и тот, кто консервирует, то есть оберегает наследие прошлого. Среди превеликого множества различных добровольных обществ наибольшим уважением пользуются общества сторонников сохранения чего-то или противников разрушения чего-то. Они появились еще задолго до того, как защита окружающей среды стала модной и актуальной проблемой. Даже будучи родиной промышленной революции, Англия все же сумела в большей степени уберечь свою природу от побочных отрицательных последствий индустриализации, чем это удалось, скажем, послевоенной Японии.

Английский консерватизм произрастает на почве уважения традиций. Именно они скрепляют брак настоящего с прошлым, столь присущий английскому образу жизни. Где еще питают такое пристрастие к старине — к вековым деревьям и дедовским креслам, старинным церемониям и костюмам? Трудно сказать, почему именно стражники в Тауэре одеты так же, как и во времена Тюдоров, почему студенты и профессора в Оксфорде носят мантии XVII века, а судьи и адвокаты-парики XVIII века?

Англия явилась родиной почтовой кареты, почтового ящика и почтовой марки. Стало быть, к числу ее изобретений относится и современный письмоносец. Однако лондонский почтальон выглядит иначе, чем ожидаешь его увидеть по четверостишиям Маршака. Он до сих пор ходит не с сумкой, а с большим холщовым мешком на спине. Примечательный штрих! Он свидетельствует, что с архаичными предметами и явлениями в Англии можно встретиться всюду — даже там, где ей по праву принадлежит честь новатора и первооткрывателя. Другие страны, которые переняли и усовершенствовали английскую систему почтовой службы, давно уже снабдили письмоносцев более удобными сумками. А тут, можно сказать у истоков, в силу традиции сохранился мешок из дерюжной ткани».

«Приверженность традициям старины, любовь к семейным реликвиям, настороженное отношение к переменам (если только они не происходят постепенно и незаметно) — во всем этом проявляется дух консерватизма, свойственный английскому характеру.

Несколько упрощая, можно сказать, что англичанин склонен быть консервативным по взглядам и прогрессивным по наклонностям. Он с подозрением относится к новшествам и в то же время жаждет перемен к лучшему. Однако при этом он инстинктивно следует словам своего соотечественника Бэкона, который учил, что время — лучший реформатор. Рискованным ставкам ва-банк он предпочитает осторожное продвижение вперед шаг за шагом при безусловном сохранении того, что уже достигнуто. Проще говоря, ему чаще всего присущ консервативный реформизм».

Постоянное обращение к прошлому, к опыту прикрывает страх и неуверенность относительно того, как поступить дальше, к чему это приведет в настоящем и будущем (УЭ маломерной функции в БИ). Опыт служит своеобразной подпоркой:

«Англичане не просто питают пристрастие к старине. Прошлое то и дело служит им как бы справочной книгой, чтобы ориентироваться в настоящем. Сталкиваясь с чем-то непривычным и незнакомым, они прежде всего инстинктивно оглядываются на прецедент, стараются выяснить: как в подобных случаях люди поступали прежде? Если новое приводит англичан в смятение, то пример прошлого дает им чувство опоры. Поэтому поиск прецедентов можно назвать их излюбленным национальным спортом».

Сравнение с восприятием японцев (в чьем ИТИМе БИ является нормативной функцией [4]), демонстрирует разницу в отношении к переменам. В английском сознании видна фиксация, страх и стремление сохранять неизменность положения (индикатор одномерности функции), тогда как японцы воспринимают переменчивость и недолговечность как естественный закон природы (размерность норм).

«Уже отмечалось, что англичан и японцев сближает их склонность ставить естественное превыше искусственного. Однако в рамках этого сходства заключено и различие. Две островные нации возвеличивают как бы две противоположные черты природы, ее диалектики. Если японцы поэтизируют переменчивость, то англичане — преемственность. С одной стороны, сакура с ее внезапным, буйным, но недолговечным цветением; с другой — вековой дуб, равнодушный к бегу времени и недоверчивый даже к приходу весны. Вот излюбленные этими народами поэтические образы, воплощающие различия между ними.

Здесь же кроются корни их отношения к переменам, то есть к традиционному и к новому. Оба островных народа сохранили в своем характере и образе жизни много традиционных национальных черт. Но, оберегая их от внешних влияний, японцы часто пользуются как бы приемом борьбы дзю-до: уступать нажиму, чтобы устоять, приспосабливаться внешне, чтобы остаться самобытными внутренне. У англичан же приверженность традициям подчас более догматична: стойкость реже дополняется гибкостью.

Объясняя причины, по которым послевоенная Британия утратила положение ведущей индустриальной державы, японцы часто приводят такое сравнение; все дело, по их словам, в том, что Англию бомбили гитлеровские «Юнкерсы-88», способные повредить заводской корпус или цех, а Японию — американские летающие крепости «Б-29», которые сравнивали с землей целые промышленные центры. Поэтому англичане после войны восстанавливали старые предприятия, тогда как японцам волей-неволей пришлось создавать свой производственный потенциал совершенно заново, с упором на новые, перспективные отрасли. Даже если признать, что в подобном объяснении есть доля истины, вряд ли можно сводить дело лишь к нему. Разрыв в темпах послевоенного развития двух островных стран был обусловлен целым комплексом причин. Хочется, однако, подчеркнуть другое.

Переменчивость и недолговечность для японцев — закон природы, воплощенный даже в быте: палочки для еды используют один раз и выбрасывают, оконные рамы, оклеенные бумагой, и полы из соломенных матов периодически заменяют и даже исторические реликвии вроде храма богини Аматэрасу каждые двадцать лет заново отстраивают из деревянных балок. Вот почему, оказавшись на пепелище, японцы психологически лучше подготовлены к тому, чтобы смотреть не в прошлое, а в будущее. Вспомним, что именно этого качества недостало обитателям лондонского Сити после Большого пожара 1666 года, как, судя по всему, и тем, кто три века спустя возрождал после войны устаревшую промышленную структуру Британии, вместо того чтобы поставить на ней крест и расчистить место для нового».

Функция БЭ

Потребность в персональном, личном внимании, особом отношении, свойственная англичанам в силу ценностности функции БЭ, повлияла на этикет местного обслуживания. Во Франции, с вероятно неценностной БЭ, подобное обращение не принято:

«Сколько бы людей ни толпилось у прилавка, продавец имеет дело лишь с одним покупателем. И если степенная домохозяйка набирает недельный запас продуктов для своей многочисленной семьи, не следует попытаться уловить минутную паузу, чтобы спросить, есть ли сегодня в продаже печенка. Не ради того, чтобы взять ее без очереди, а просто узнать, есть ли смысл стоять и ждать. На подобный вопрос ответа не последует. Зато когда наступит ваша очередь, можно не торопясь выбирать себе печенку, попутно расспрашивать мясника о том, ощенилась ли его такса, обсуждать с ним очередную перемену погоды и другие местные новости. Причем никто из стоящих позади не проявит ни малейшего раздражения или нетерпения. Ведь каждый здесь дожидается своей очереди не только ради покупки, но и ради того, чтобы полностью завладеть вниманием продавца.

Когда после нескольких лет жизни в Лондоне попадаешь на неделю в Париж, поначалу с удивлением чувствуешь, что тебя нигде не замечают. Стоишь перед окошком на почте, или у вокзальной кассы, или у стойки бара и бесплодно ждешь, чтобы на тебя обратили внимание (пока не догадаешься, что французского официанта просто нужно окликнуть словами: «Два пива, месье!»)».

Культуры обеих страх, Японии и Англии, столь далеких друг от друга географически, схожи в жестких требованиях к поведению и проявлению чувств. И самурай, и джентльмен должен постоянно контролировать свое поведение ценой внутреннего напряжения (УЭ маломерной функции):

«И англичане и японцы постоянно ощущают натянутые вожжи: человек должен вести себя не так, как ему хочется, не так, как подсказывают ему чувства, а как предписано поступать в подобных обстоятельствах. Эта ритуалистическая концепция жизни подавляет непринужденность и непосредственность. Культ самообладания, способность чувствовать одно, а выражать на своем лице нечто другое — словом, «загадочная улыбка» самурая и «жесткая верхняя губа» джентльмена в обоих случаях служат поводом для сходных упреков в коварстве и лицемерии».

Англичане предпочитают не показывать свою уязвимость, ранимость в отношениях, свойственную маломерной функции БЭ. Ссора, открытое проявление негативного отношения с близкими так же болезненны. Поэтому обиды затаиваются и переживаются глубоко в душе долгое время (способность длительное время испытывать негативное отношение является индикатором знака «минус» в функции БЭ):

«Муж и жена здесь меньше вмешиваются в дела друг друга, чем это обычно свойственно супружеским парам в других странах. Внутрисемейную атмосферу отличает сдержанность как своего рода самооборона от чрезмерной фамильярности. Но если открытые проявления симпатий подавляются, то так же подавляются и знаки раздражения, обиды, гнева. В английских семьях почти не бывает шумных сцен, а стало быть, и демонстративных примирений. Там, где супружеская пара в другой стране предпочла бы добрую ссору, которая, подобно грозе, разрядила бы атмосферу и прояснила какие-то претензии или подозрения, англичане постараются как бы не замечать, игнорировать повод для размолвки.

Англичане болезненно чувствительны к обиде, но эту черту они глубоко прячут от окружающих. Вместо того чтобы возмутиться, поднять шум, устроить сцену, они предпочтут затаить обиду в сердце. А поскольку не было ссоры — не может быть и примирения, так что разлад остается безмолвным, скрытым и бесконечным».

Система воспитания в английском обществе предусматривает жесткие ограничения, барьеры на проявление чувств к детям (маломерность этики). Однако по отношению к животным чувства проявлять допустимо. Возможно, это вызвано страхами по маломерным функциям ЧИ и БЭ – животные искренни и открыты в своем отношении, они не способны предавать, обманывать. Соответственно в отношениях с ними меньше страхов и болезненных УЭ:

«Оправданна ли английская система воспитания? Идет ли она, в конечном счете на пользу психологии и характеру детей? На сей счет могут быть разные мнения. Но вряд ли вызовет споры вывод о том, что система эта не проходит бесследно для самих родителей. Подавлять естественные проявления чувств к собственным детям, сдерживать душевные порывы уздой самоконтроля — все это неизбежно влечет за собой различные последствия, наиболее очевидной и безвредной из которых является страсть к домашним животным.

В родительском сердце кто-то должен занять место отчужденных детей. Чувства эмоциональной привязанности должны получить какую-то отдушину. Ведь если нежность к собственному ребенку не принято открыто выражать даже наедине с ним, то самое бурное и необузданное проявление любви к собаке даже на людях не считается зазорным. Вынужденные подавлять или маскировать открытые проявления любви и нежности друг к другу, родители и дети поневоле делают неким эмоциональным громоотводом домашних животных».

Неловкость и болезненность при знакомстве и установлении контактов, жесткий регламент общения, не предполагающий отступления ни на шаг от ритуала, – все это позволяет предположить маломерность функций БЭ и ЧИ. Разговоры о погоде являются своего рода спасательным кругом, помогающим избежать неловкости в общении (перевод управления в функцию БС):

«Англичанин избегает раскрывать себя, и черта эта отражена в этике устного общения. Проявлять навязчивость, пытаясь разговориться с незнакомым человеком, по английским представлениям не только невежливо, но в определенных случаях даже преступно — за это могут привлечь к уголовной ответственности.

В Британии доныне смеются над старым анекдотом о двух англичанах, которые оказались на необитаемом острове, но поскольку некому было представить их друг другу, двадцать лет не обменивались ни единым словом. Однако даже члены лондонских клубов, специально предназначенных для контактов элиты общества, кое в чем похожи на этих двух робинзонов. Когда джентльмен приходит обедать один, ему полагается садиться за общий стол, причем рядом с уже сидящими. Если сосед оказался незнакомым, с ним допустим обмен общими фразами. Однако называть свое имя, род занятий, что предполагает желание получить такие же сведения о собеседнике, считается бестактным. Этому должен предшествовать ритуал представления. Кто-то третий оглашает имена знакомящихся, после чего они задают друг другу сугубо формальный, не требующий ответа вопрос: «Как вы поживаете?» До этого, словно до обмена паролями, собеседник остается чужаком, а значит, интересоваться тем, как его зовут и как его дела, считается неуместным.

Английские представления о подобающей форме беседы, пожалуй, лучше всего воплощены в разговорах о погоде. Английская погода не столь уж плоха, какой слывет. Однако она дает достаточно поводов поговорить о себе, ибо часто оставляет желать лучшего, а главное — постоянно меняется. Поэтому, встречая на улице знакомого или соседа, кроме слов «доброе утро», принято отпустить какое-то замечание о погоде: обругать ее или, наоборот, похвалить, добавив, что она, судя по всему, вот-вот изменится. Необходимо, однако, помнить, что разговор о погоде носит сугубо ритуальный характер, так что ни в коем случае не следует подвергать сомнению слова собеседника и тем более спорить с ним».

Тогда как японская вежливость является бременем долга по отношению к другим людям (нормативность БЭ), английская вежливость служит в первую очередь собственному чувству удовлетворения – индивидуальность функции БЭ:

«Английская вежливость в своей основе диаметрально противоположна японской. Японец ведет себя в толпе, как солдат, который чувствует себя обязанным отдавать честь не всякому встречному, а лишь тем, кто старше его по званию. Вежливость для него — это вертикальная ось человеческих взаимоотношений, долг перед старшими и вышестоящими. Английская же вежливость проявляет себя как бы не по вертикали, а по горизонтали. Это не бремя долга и не желание произвести благоприятное впечатление на других. Учтивость и предупредительность к окружающим, то есть к незнакомцам, рождает у англичанина чувство удовлетворения, возвышает его не в чужих, а прежде всего в своих собственных глазах».

Такие нормы вежливости как необходимость поддерживать разговор с собеседником, идти на контакт, демонстрируя готовность общаться, отторгаются английским обществом. Отстаивается право на свободу от подобных условностей и контактов – одномерность функции БЭ в ИТИМе английского социума:

«Английская улица не живет сама по себе. Это лишь русло, по которому протекает жизнь. Это лишь поток безучастных друг к другу людей, каждый из которых спешит по своим делам или торопится попасть домой. Английская улица не предназначена быть местом встреч, споров, свиданий или прогулок. Она не служит для того, чтобы развлечься, побродить без цели, побеседовать с приятелем, поглазеть по сторонам. Люди, которые собираются группами на тротуаре или праздно слоняются туда-сюда, мешая потоку пешеходов, привлекают взгляды, в которых сквозь английскую сдержанность сквозит неодобрение.

Англичанин молчаливо шагает по своим делам, словно не замечая уличной толпы, не являясь ее частью. Никогда не увидишь, чтобы он обернулся, проводил кого-то взглядом. Отчасти потому, что незнакомцы не существуют для него, отчасти потому, что это было бы недопустимым вторжением в чужую частную жизнь. Считается, что улицы существуют не для человеческого общения, а для того, чтобы без помех добраться из одного места в другое. Поэтому попытка вступить в разговор с незнакомым человеком на улице, на взгляд англичанина, столь же неуместна и даже антиобщественна, как попытка завязать флирт с водительницей соседней автомашины на перекрестке перед светофором. Английская улица — это лишь русло, по которому протекает жизнь, ибо англичанин живет дома, а не на улице. Причем даже на людях он умудряется сохранять собственное одиночество и охранять одиночество других.

Если четыре англичанина входят в пустой вагон, они инстинктивно рассядутся по разным купе. И каждый новый пассажир непременно обойдет весь вагон, прежде чем решится подсесть к кому-либо из них. Как об удивительной экзотике далеких стран рассказывают лондонцы — о москвичах, которые успевают разговориться с иностранцем даже на станции метро — хотя интервалы между поездами не превышают пяти минут, — причем ухитряются довести беседу до вопросов о том, чем занимается их новый знакомый, что у него за семья и сколько он зарабатывает.

Находясь на людях, англичанин способен мысленно изолировать себя от окружающих. Сотни незнакомых людей ежедневно обедают вместе в одних и тех же закусочных. Но даже если соседи по столику знают друг друга в лицо, отчужденность сохраняется. И когда один из них просит другого передать ему соль или перечницу, голос его столь же безукоризненно вежлив, сколь холодно-безличен. Соседство с незнакомым человеком не стесняет англичанина. Но уже самим тоном обращения к нему он как бы отстаивает свое право на одиночество среди других людей».

Отказ от норм в функции БЭ проявляется и в поведении дома. Для англичанина дом – это то место, где он свободен от рамок и шаблонов предписанного поведения, от требований общества (которые он воспринимает как давление), и волен вести себя так, как вздумается. В японском обществе, с его нормативной БЭ, наоборот, дом – это то место, где нужно следовать правилам, догмам, традициям поведения:

«Когда японец возвращается домой, с ним тоже происходит некое магическое перевоплощение. Он словно порывает с современностью ради мира своих предков. Именно за порогом жилища вступает в силу традиционный домострой с его догмами предписанного поведения. Англичанин же за порогом своего жилища полностью освобождается не только от повседневных забот, но и от постороннего нажима. В этих стенах он волен вести себя как ему вздумается, допускать любые странности при единственном условии — что его эксцентричные выходки не будут причинять беспокойства соседям».

Одномерность функции БЭ – отказ от общепринятых норм родственных отношений. Управляющие эмоции маломерной функции – неловкость, натянутость, болезненность:

«В представлении японцев, итальянцев и многих других народов семья — это как бы гавань, откуда человек отправляется в самостоятельное плавание и куда он вновь возвращается во время жизненных бурь. Англичане же не рассчитывают на поддержку со стороны близких родственников в случае каких-либо трудностей, но, с другой стороны, не испытывают по отношению к ним чувства долга или ответственности. Это, впрочем, скорее английская, чем британская черта, менее присущая многосемейным ирландцам, а также шотландцам с их кланами.

Однако такая раскрепощенность от родственного долга, от бремени моральных обязательств имеет, разумеется, свою оборотную сторону. Это палка о двух концах, одна из главных причин той отчужденности, на которую человек бывает столь часто обречен в Англии. Из-за того, что детей принято поселять отдельно, родителям приходится доживать свой век в одиночестве, а порой и в забвении. Эти одинокие старики, беспомощные в случае болезни и беззащитные перед лицом инфляции, старики, щепетильная гордость которых заставляет их скрывать от детей свою нужду и лишения, представляют собой одну из самых мучительных социальных проблем современной Британии.

Проблема эта, разумеется, присуща и другим странам. Но здесь она особенно остра именно из-за предубеждения, что дети не несут ответственности за судьбу престарелых родителей и что с ними достаточно встречаться лишь раз-другой в год, на рождество или пасху.

Может быть, именно английский подход к воспитанию детей и породил нацию индивидуалистов? Когда у человека с малолетства развивают чувство самостоятельности, когда ему внушают, что он не должен рассчитывать на других, он учится полагаться на самого себя. Одних такая система воспитания действительно закаляет, помогает им потом сносить любые невзгоды. Другим же она подчас калечит жизнь. Люди тут нередко жалуются, что испытывают неловкость и натянутость в отношениях с собственными детьми. Поскольку никто не поощрял их к искренности, к душевному контакту, они не смогли воспитать этих качеств и в следующем поколении».

Одной из важнейших основ японской культуры является следование долгу, моральным обязательствам (нормативность функции БЭ). Тогда как английской ментальности это чуждо: подобные обязательства не принимаются как нечто необходимое (отказ от норм в функции БЭ). Важность личной независимости, невмешательства в чужие границы и проявления обусловлена витальной отгороженностью по функциям ЧС, БЭ, ЧИ:

«Чувство личной независимости — важный фактор человеческих взаимоотношений в Британии. Не только друзья и родственники — даже родители и дети не чувствуют себя связанными долгом или ответственностью друг перед другом. Такое отсутствие моральных обязанностей являет собой полную противоположность японскому образу жизни с его понятиями долга признательности и долга чести, с его неразрывными путами общинных связей. Дело тут не в пережитках феодальной патриархальщины. И в Соединенных Штатах человек постоянно испытывает на себе различные формы морального нажима со стороны родственников, соседей, сослуживцев и подчас вынужден подчинять им свое поведение. В Англии же личные склонности и даже личные странности людей не вызывают противодействия со стороны окружающих. Невмешательство в частную жизнь друг друга, невмешательство, которое, конечно, строго обоюдно, — вот краеугольный камень английской этики».

Жители острова сдержанны и даже прохладны (индикатор знака «минус» в БЭ) в своем отношении к детям. Присутствуют жесткие ограничения и запреты на свободные проявления чувств – маломерность функции БЭ:

«Мне теперь достаточно издали бросить взгляд на семью, гуляющую воскресным днем в Гайд-парке. Если ребенок восседает на плечах у отца или цепляется за подол матери, если он хнычет, чего-то просит, словом, требует внимания к себе, или же если, наоборот, родители поминутно обращаются к детям, то понукая, то одергивая их, — я на сто процентов убежден, что это семья не английская. В Лондоне с его многонациональным населением подобный контраст особенно бросается в глаза. Привычка итальянских и испанских матерей шумно чмокать и тискать своих малышей, то и дело брать их на руки отнюдь не свойственна англичанам. А об ирландских и еврейских семьях здесь принято саркастически, как о чем-то зазорном говорить, что они не в меру любвеобильны к своим отпрыскам.

Англичане считают, что проявление родительской любви и нежности приносит вред детскому характеру, что лишний раз поцеловать ребенка значит испортить его. В их традициях относиться к детям сдержанно, даже прохладно. Такой подход к воспитанию заставляет родителей обуздывать свои чувства, а детей — волей-неволей свыкаться с этим. Даже коляску с младенцем принято ставить так, чтобы плач его не был слышен матери и не рождал у нее соблазна подойти к ребенку и успокоить его».

Для англичан болезненны проявления знака минус в функции БЭ (грубость, неучтивость, бездушная холодность), есть потребность в приветливом, доброжелательном, вежливом, приятном отношении к себе (зона «плюса» в БЭ). Такие реакции могут быть свойственны не только плюсовой БЭ, но маломерной БЭ со знаком «минус». Она способна на проявления негативного отношения со своей стороны (что было видно в примерах выше, где показывалось, что англичане могут долгое время испытывать негативное отношение). Однако по отношению к себе маломерная БЭ со знаком «минус» предпочитает теплое отношение:

«Англичанам почти неведомы такие черты современного быта, как грубая реплика, раздраженный вид или даже отчужденное безразличие со стороны продавца универмага, кондуктора автобуса или чиновника в конторе. Лондонец считает само собой разумеющимся, что люди, с которыми он вступит в контакт ради той или иной услуги, отнесутся к нему не только учтиво, но и приветливо. Торговец газетами на перекрестке, кассир в метро, клерк на почте умеют находить для каждого из сменяющихся перед ними незнакомых лиц дружелюбную улыбку. Англичане попросту не привыкли, чтобы к ним относились по-иному. И потому очень болезненно реагируют на любые проявления грубости и даже бездушия».

«Надо подчеркнуть, однако, что дух приветливости и доброжелательности, пронизывающий английский сервис, неотделим от взаимной вежливости тех, кто обслуживает, и тех, кого обслуживают. К клиентам положено относиться как к джентльменам и леди, имея в виду, что они действительно будут вести себя как таковые. Отсюда полный отказ от повелительного наклонения в разговоре. «Могу ли я попросить вас…», «Не будете ли вы так любезны…» — вот общепринятые формы обращения покупателя к продавцу, посетителя кафе к официанту.

Взаимная вежливость в сфере услуг составляет в Англии одну из основ подобающего поведения. Грубость по отношению к обслуживающему персоналу и вообще к людям, которые в силу своего социального положения не могут должным образом ответить на нее, издавна считается самым непростительным грехом».

Приведем еще один пример компетентности в зоне минуса по БЭ. К тем, кто демонстрирует наглость, стремится стремление побольше «урвать», получить, занять неподобающее место (то есть угрожает социуму по ЧС и БЛ), англичане способны проявлять негативное отношение, холодность, резкость и неучтивость:

«Во многих отношениях англичане одновременно самый вежливый и самый неучтивый народ в мире. Их вежливость произрастает из уважения к человеческой личности и поощряется природной доброжелательностью.

Их неучтивость же — более сложное чувство, представляющее собой смесь подозрительности, равнодушия и неприязни. Объяснение этой неучтивости, как и многих других английских черт, может быть найдено в структуре английского общества: в той опасности, которую представляет для этой структуры что-либо не совместимое или не гармонирующее с ней. Всякий, чье положение или чьи запросы угрожают структуре общества, получает резкий отпор; ибо до тех пор, пока он не представил приемлемые верительные грамоты, незнакомец подозревается в том, что он просит больше, чем ему положено, хочет занять не то положение, которое ему подобает, или выдвигает требования, не имея на то оснований. Нигде не встретит такого гостеприимства человек, которого ждут: нигде не получит такого холодного отпора нежданный незнакомец, тем более если его одежда или выговор выдают его сомнительное социальное положение».

Замкнутость, закрытость присутствует в общении даже с самыми близкими: в душе англичанина есть зона «личного», куда он не пускает никого. Так проявляется витальная отгороженность по функции БЭ:

«Думается, что сознательное охлаждение родительских чувств, преднамеренное ужесточение сердец к собственным детям сказывается в конечном счете и на других формах личных отношений в семье, включая отношения между мужем и женой. Возводя в культ понятие частной жизни, независимости и самостоятельности человека, который должен полагаться лишь на свои силы, англичане обрекают себя на замкнутость и, стало быть, на одиночество.

Крепостные стены для защиты от непрошеных вторжений не только опоясывают домашний очаг, но и разделяют его обитателей. Если японская семья замкнута для посторонних, то английская семья замкнута еще и внутри — каждый из ее членов куда больше сохраняет неприкосновенность своей частной жизни. Словом, душа англичанина — это его крепость в не меньшей степени, чем его дом.

Англичанин традиционно чурается излишней фамильярности, избегает проявлений душевной близости. В его духовном мире существует некая зона, куда он не допускает даже самых близких. Между личностью и семьей в Англии существуют, пожалуй, более высокие барьеры, чем между семьей и обществом».

По мнению англичан, интимные отношения, секс – это личное дело каждого, его частная жизнь, не то, во что стоит вмешиваться и обсуждать публично (витальность функций ЧС и БЭ):

«Любовные интриги, супружеские измены — всего этого в беседах попросту не принято касаться. Не потому, что разговоры о сексе считаются непристойными. Англичане уклоняются от них по той же причине, по которой избегают говорить со знакомыми о своих делах и доходах. Привлекать внимание к любовным похождениям своим или чужим в Лондоне столь же неуместно, как хвастаться новой автомашиной или интересоваться, сколько собеседник зарабатывает. В представлении англичан область интимных отношений — как внутри семьи, так и вне ее — лежит по другую сторону священных рубежей частной жизни».

 «Наслышанные о терпимости англичан, многие иностранцы ошибочно трактуют ее как способность одного человека понять побуждения и тем самым оправдать действия другого. На деле же англичане понимают под терпимостью невмешательство в чужую частную жизнь, предполагая в свою очередь, что каждый должен так же уважать частную жизнь окружающих».

Блок функций БЭ и ЧИ — людей объединяют в первую очередь общие интересы, а не кровные узы (ЧС [11]):

«Если в личном плане англичане в противоположность японцам возводят в культ независимость и самостоятельность человека, освобождая его от бремени родственного долга, то в общественном плане англичане, точно так же как и японцы, дорожат чувством причастности. Наряду с общественным началом их натуре свойственно желание принадлежать к небольшой, избранной группе людей с аналогичными интересами, взглядами или стремлениями.

Эта жажда причастности, которую на первый взгляд вроде бы трудно совместить с индивидуализмом, видимо, во многом порождена разобщенностью семьи. Это форма бегства от одиночества, на которое волей-неволей обрекает англичан их культ частной жизни. Если семья перестает быть центром человеческого общения, остается полагаться на круг людей, которых объединяет то ли общий интерес к коллекционированию марок, то ли общие воспоминания о школе, то ли общее стремление не допустить строительства химического завода на берегу живописного озера».

Несмотря на болезненную чувствительность в отношениях и вызванное ей стремление отгородиться, закрыться в собственном панцире, у англичан с другой стороны присутствует потребность в отношениях, в избавлении от одиночества (которое тоже является болезненным). Такая амбивалентная реакция (ценность, важность информации по аспекту + уязвимость, ранимость) присуща блоку Суперид:

«Англичане любят повторять изречение Черчилля: если одинокое дерево выживает, оно вырастает крепким. Но все ли такие деревья выживают? Почему столь неизменным успехом пользуется у читателей газетная рубрика «Одинокие сердца»? Откуда в Лондоне столько бюро знакомств, клубов для неженатых, брачных контор с их газетными объявлениями и компьютерами? Словом, откуда столько разнообразных и, судя по их числу, бесполезных средств борьбы с одиночеством?».

Англичане участливы и легко приходят на помощь по многомерным функциям ЧЛ и БС (например, с поломкой машины), однако это не меняет дистанцию в общении с их стороны, отгороженность, не сближает (витальность и знак «минус» в функции БЭ):

«Чем глубже вживаешься в английскую действительность, тем труднее становится дать односложный ответ на простой вопрос: дружелюбны ли в целом англичане по отношению к иностранцам? С одной стороны, постоянно убеждаешься, что способность не замечать, игнорировать незнакомых людей вовсе не означает, что англичане черствы, безразличны к окружающим. Отнюдь нет! При всей своей замкнутости и отчужденности они на редкость участливы, особенно к существам беспомощным, будь то потерявшие хозяев собаки или заблудившиеся иностранцы. Можно остановить на улице любого лондонца и быть наперед уверенным, что он, не считаясь со временем, окажет любое возможное содействие.

Англичанин без колебания придет на помощь незнакомцу, если почувствует, что в этом есть нужда. И чем затруднительнее положение, в котором вольно или невольно оказался человек, тем больше участия проявят к нему окружающие. Если в незнакомом поселке у тебя сломалась машина, тут же найдутся люди, готовые съездить за механиком в ближайшую автомастерскую. Если ребенок в дождливый день не может попасть домой из-за того, что потерял ключи, незнакомые соседи тут же уведут его к себе, согреют, напоят чаем. Но, с другой стороны, вновь и вновь с сожалением отмечаешь и другое — что всякая подобная услуга (полученная или оказанная) отнюдь не разбивает лед отчужденности, не служит мостом к более близкому знакомству. Соседи, к которым ты преисполнишься благодарности, подчеркнуто держатся так, словно никакого сдвига в отношениях с ними не произошло.

Как часто туристов с континента, особенно итальянцев, испанцев, французов, вводит в заблуждение легкость, с которой им удастся завязать уличный разговор с английской девушкой. Она отвечает на вопросы без смущения, просто и дружелюбно, словно хорошему знакомому. Но не нужно обманываться: это просто долг участия в отношении иностранца, которому она чувствует себя обязанной помочь, как слепому старику, которого нужно перевести на другую сторону улицы. Она охотно покажет приезжему дорогу, она может даже довести его до нужного театра, ресторана или отеля. Но тщетно приглашать ее разделить компанию и чаще всего бесполезно пытаться выяснить ее имя, телефон или договариваться о встрече».

«Замкнутого англичанина, к которому вроде бы нельзя подступиться, не так уж трудно «раскрыть» с помощью простой и безотказной отмычки. Нужно обратиться к нему за помощью или хотя бы косвенно показать, что нуждаешься в ней. Попытка разговориться с незнакомыми людьми в поезде Лондон — Эдинбург скорее всего окажется бесплодной (особенно если по привычке начинать разговор с вопроса, куда и зачем случайные спутники едут, есть ли у них дети и сколько они зарабатывают). Опыт свидетельствует, однако, что разбить лед отчужденности не так уж сложно. Нужно перво-наперво декларировать свою беспомощность, как бы передать сигнал бедствия, на который английская натура не может не откликнуться.

— Прошу простить меня, но я иностранец и плохо разбираюсь в британских делах. Не смогли бы вы объяснить мне, почему в Шотландии пошли разговоры об отделении от Англии и насколько серьезны такие настроения? После такого обращения от молчаливых вагонных спутников можно услышать не то что реплику, а двухчасовую лекцию. Причем отличительной чертой ее будет не только достоверность фактов и серьезность аргументов, но и непредвзятое, сбалансированное изложение различных взглядов на данную проблему.

«Я иностранец. Не поможете ли вы мне…» Этой фразой можно остановить на улице первого встречного и быть уверенным, что он окажет любую посильную услугу. Этими же словами можно вызвать на дискуссию по какой угодно теме соседа в пабе».

В глазах детей семья – это не источник теплого отношения, а скорее система, в которой нужно знать свое место (перевод управления из функции БЭ в функции БЛ и ЧС):

«Английские дети и не ждут, что кто-то будет кудахтать над ними, потакать их капризам, окружать их неумеренной нежностью и лаской. Они понимают, что живут в царстве взрослых, где им положено знать свое место, и что место это отнюдь не на коленях у папы или мамы».

Этическая оценка в английском обществе заменяется оценкой соответствия закону – перевод управления из функции БЭ в функцию БЛ:

«Стражем общепринятой этики служит в Британии и правосудие. Как и само общество, оно исходит в своих оценках только из поступков, а не из побуждений. Если адвокат будет строить защиту обвиняемого на объяснении мотивов или обстоятельств, которые толкнули его на подобный шаг, он вряд ли выиграет дело в Лондоне, где куда надежнее исходить из какого-то сугубо технического пункта закона».

Нормы поведения и морали в сознании англичан подменены правилами честной игры. То есть неспособность приравняться к норме по БЭ вызывает перевод управления в те функции, где есть нормы: в блок БЛ и ЧС. В подчеркнутом можно предположить витальность блока БЛ-ЧС — подчинение привычным, традиционным правилам, даже если они устарели:

«Англичанам присуще смотреть на нормы поведения как на своего рода правила игры. Спортивная этика служит становым хребтом их общественной морали.

Хотя олимпийский факел был впервые зажжен в древней Греции, именно Англия, по существу, явилась родиной современного спорта. Об этом напоминает вся международная спортивная терминология, которая, можно сказать, от старта до финиша заимствована из английского языка, включая, кстати, и слово «спортсмен».

В «Ветке сакуры» я попытался начать распутывать клубок противоречивых черт японского национального характера с главы «Религия или эстетика?». В рассказе об англичанах подобную же роль могла бы сыграть глава «Религия или спорт?». Заимствовав из спортивной этики такие понятия, как честная игра, командный дух, умение проигрывать, англичане придали им характер моральных критериев, основ подобающего поведения. Они привыкли уподоблять систему человеческих взаимоотношений правилам игры.

Жизнь, считают англичане, — это игра, как теннис или футбол. И каждый участник ее должен признавать и соблюдать определенные правила. Даже если они выглядят устаревшими, запутанными, нужно подчиняться им, иначе игра теряет смысл. Теннисист получает удовольствие не только потому, что отбивает мяч ракеткой, но и потому, что существует сетка и что границы площадки четко очерчены.

Как в спорте, так и в жизни правила следует безоговорочно соблюдать, а нарушителей их строго наказывать. Однако в рамках этих правил человек должен чувствовать себя так же раскованно, как игрок в пределах площадки».

Функция ЧИ

Английская культура терпима и благосклонна к проявлениям человеческой индивидуальности, отличий и странностей — ценностная функция ЧИ. До тех пор, пока это не нарушает закон и не является преступным (БЛ и ЧС):

«Чудаков в Англии действительно немало. Причем, попав в эту страну, отмечаешь не только самые неожиданные формы чудачества, но и терпимость, с которой окружающие относятся к эксцентрикам. Важно, однако, понять, что английский эксцентрик — это не мятежник, а именно безвредный чудак. Индивидуализм в этой стране проявляет себя как бы боковыми путями. И если Англии, видимо, принадлежит первое место в мире по числу эксцентриков на душу населения, то по числу заядлых курильщиков она занимает, наверное, одно из последних мест.

Английский образ жизни обладает способностью рождать индивидуалистов, которые не бросают вызова общепринятому порядку, но предпочитают отличаться от других людей какими-то специфическими склонностями или безвредными странностями. Разнообразие и своеобразие этих склонностей свидетельствует о том, что, делая упор на незыблемых правилах поведения, английское общество оставляет известную отдушину и для индивидуализма. Английский эксцентрик платит неизбежную дань общественному порядку, но в рамках его делает что ему заблагорассудится. Таким образом, человек, который не хочет поступать как все, в условиях английского общества чаще становится чудаком, чем ниспровергателем основ.

— Эксцентричность в Англии допустима лишь в рамках закона или, во всяком случае, в тех пределах, которые отведены для нее обществом. Как только эти границы оказываются нарушенными, эксцентрик становится преступником, — без обиняков заявляет в сборнике «Характер Англии» член парламента Ричард Лоу».

«Англичане инстинктивно чураются какой-либо регламентации, считая ее вмешательством в естественный ход вещей. Идеалом их жизненной философии можно назвать беспрепятственное развитие индивидуального. Они исходят из того, что все живые существа — люди, растения, животные — не только принадлежат к разным видам, но и внутри каждого вида отличаются друг от друга индивидуально, в этом смысле природа не знает равенства. Причем только свободное естественное развитие способно наиболее полно выявить черты индивидуального своеобразия».

Предпочтение недосказанности в общении исходит из неуверенности по функции ЧИ, страха ошибиться в своей оценке сути:

«На взгляд англичан, обитатели континента чрезвычайно падки на преувеличения. Экспрессивные народы действительно не боятся преувеличить, сгустить краски, чтобы яснее и четче выразить свою точку зрения. Англичане же склонны к недосказанности. Не только преувеличение, но даже определенность пугает их, как окончательный приговор, который нельзя оспаривать, не оскорбляя кого-нибудь или не ущемляя собственного достоинства. Недосказанность же предусмотрительна, поскольку она признает свой временный характер, допускает поправки, дополнения и даже переход к противоположному мнению».

Негибкая позиция в оценке сути людей — индикатор маломерности функции ЧИ. Возможна нормативность функции — присутствует понятие стандарта, эталона, которому все должно подчинено:

««ТУЗЕМЦЫ НАЧИНАЮТСЯ С КАЛЕ»

Приведенная выше пословица многое говорит об отношении англичан к иностранцам. Она воплощает в себе врожденное представление о всех заморских народах как о существах иного сорта, подобно тому как жители Срединного царства тысячелетиями считали варварами всех, кто обитал за Великой китайской стеной.

У англичан, мне кажется, есть общая черта с китайцами: считать свой образ жизни неким эталоном, любое отклонение от которого означает сдвиг от цивилизации к варварству. Представление о том, что «туземцы начинаются с Кале», отражает склонность подходить ко всему лишь со своей меркой, мерить все лишь на собственный английский аршин, игнорируя даже возможность существования каких-то других стандартов».

В подходе «английский не может быть непонятен» так же прослеживается негибкость, неспособность учесть особенности собеседника (маломерность функции ЧИ):

«Англичанин никогда не станет упрощать свою речь ради иноязычного собеседника, как это порой инстинктивно делаем мы. Он не представляет себе даже отдаленной возможности, что его родной язык может быть непонятен кому-то».

Представление о том, что все нормальные люди говорят на английском языке, является нормативным по функции ЧИ, в нем звучит обязательность, долженствование. «Не выкаблучиваться» — это тоже нормативное стремление по функции ЧИ, желание быть как все, не выходить за границы нормы в проявлении сути:

«Отсюда следует отнюдь не утешительный вывод: в стране, где языковой барьер не служит помехой, не сможет стать подспорьем и языковой мост. В Китае или Японии порой достаточно было прочесть иероглифическую надпись на картине, процитировать к месту или не к месту какого-нибудь древнего поэта или философа, чтобы разом расположить к себе собеседников, вызвать у них интерес к «необычному иностранцу», — словом, навести мосты для знакомства. Разве способен сулить подобные дивиденды английский язык, на котором, как тут считают, говорят все нормальные люди? Или знание сонетов Шекспира (в переводе Маршака), если, ко всему прочему, первой заповедью для поведения в гостях у этого народа могли бы быть слова «не выкаблучивайся!»?».

Замкнутость, изолированность в рамках своей культуры, привычного понимания жизни указывает на витальность функции ЧИ. А страх, настороженность перед всем непонятным, неизвестным, отличающимся — на УЭ маломерной функции в ЧИ:

«Англичанин чувствует себя островитянином как географически, так и психологически. Дувр в его представлении отделен от Кале не только морским проливом, но и неким психологическим барьером, за которым лежит совершенно иной мир. Если немцу или французу, шведу или итальянцу привычно считать свою родину одной из многих стран Европы, то англичанину свойственно инстинктивно противопоставлять Англию континенту. Все другие европейские страны и народы представляются ему чем-то отдельным, не включающим его. О поездке на континент англичанин говорит почти так же, как американец о поездке в Европу.

Известный заголовок лондонской газеты «Туман над Ла-Маншем. Континент изолирован» — это пусть курьезное, но разительное воплощение островной психологии. Ла-Манш для англичанина все равно что крепостной ров для обитателя средневекового замка. За этой водной преградой лежит чуждый, неведомый мир. Путешественника там ожидают приключения и трудности (континентальный завтрак!), после которых особенно приятно испытать радость возвращения к нормальной и привычной жизни внутри крепости.

Главный водораздел в мышлении островитянина проходит, стало быть, между понятиями «отечественное» и «заморское», «дома» и «на континенте». Островная психология — один из корней присущей англичанам настороженности, подозрительности и даже подспудной неприязни к иностранцам».

«В отличие, скажем, от французов, которые в Индокитае или в Алжире значительно легче смешивались с местным населением, англичане жили в заморских владениях замкнутыми общинами, ни на шаг не отступая от традиционного уклада жизни.  Англичанин действительно заядлый путешественник. Но чтобы чувствовать себя за рубежом как дома, ему, образно говоря, нужно возить свой дом с собой, отгораживаться от местной действительности непроницаемой ширмой привычного уклада жизни. Стойкое нежелание изучать иностранные языки например, не без основания слывет национальной чертой жителей туманного Альбиона.

Джентльмен в лондонском клубе может с искренним негодованием рассказывать своим собеседникам:

— Восьмой год подряд езжу отдыхать в Португалию, каждый раз покупаю сигары в одном и том же киоске в Лиссабоне — и, представьте, этот торговец до сих пор не удосужился выучить ни слова по-английски…

Не будет преувеличением сказать, что англичанам в целом не хватает не только понимания, но и желания понять жизнь зарубежных народов. Натура островитянина не в силах преодолеть недоверия, настороженности, сталкиваясь с совершенно иным образом жизни, с людьми, которые, на его взгляд, ведут себя не по-человечески. В основе этого предубежденного отношения к иностранцам лежит подспудный страх перед чем-то внешне хорошо знакомым, но, в сущности, неведомым».

«Не вторгаться в частную жизнь», «не говорить о себе», «избегать личных тем в общении» — витальная отгороженность по функциям ЧС, ЧИ, БЭ:

«Английская беседа полна запретов. Помимо слов «да» и «нет», четких утверждений и отрицаний, она старательно избегает личных моментов, всего того, что может показаться непростительным вторжением в чужую частную жизнь. Но если не вести речь ни о себе, ни о собеседнике, если не ставить прямых вопросов и не давать категоричных ответов, если выбирать тему беседы лишь так, чтобы каждый раскрывал себя насколько пожелает и не создавал неловкости для других, то о чем останется говорить, кроме как о погоде?».

«Начать с того, что попав в гости в английский дом, обычно остаешься в неведении: с кем, кроме хозяев, свела тебя судьба под одной крышей? Англичанин будет скорее всего разговаривать в гостях о своих увлечениях и забавах, искать точки соприкосновения со своим собеседником именно в подобной области и почти никогда не станет касаться того, что является главным делом его жизни, особенно если он на этом поприще чего-то достиг. Так что при знакомстве нечего рассчитывать на серьезную беседу о том, что тебя в этом человеке больше всего интересует, услышать о вещах, которые прежде всего хотелось бы выяснить. Англичанин придерживается правила «не быть личным», то есть не выставлять себя в разговоре, не вести речи о себе самом, о своих делах, профессии. Более того, считается дурным тоном неумеренно проявлять собственную эрудицию и вообще безапелляционно утверждать что бы то ни было (если одни убеждены, что дважды два — четыре, то у других на сей счет может быть иное мнение)».

Функция БЛ

Нормы в БЛ (опора на права и правила), а также в ЧИ (стремление уподобиться другим по ЧИ в самовыражении, не выделяться личностно):

«Чтобы вести себя должным образом, гласит английская мораль, человек должен хорошо знать как касающиеся его правила, так и принадлежащие ему права. И осведомленность англичан в каждой из этих областей поистине поразительна. Оказавшись в новой, непривычной обстановке, англичанин прежде всего стремится сориентировать себя относительно действующих в ней правил. Впервые переступив порог школы, фирмы, клуба, парламента, он думает не о том, как привлечь к себе внимание каким-то своеобразным поступком, а о том, как вписаться в сложившийся там порядок. Иными словами, он видит свою цель не в том, чтобы выделиться, а в том, чтобы уподобиться.

Новобранец начинает службу в армии с лекции о правилах поведения, которые касаются не только обязанностей солдата, но и его прав. И он с первых же дней точно знает, что сержант может и чего не может приказать рядовому. Высокий уровень правосознания можно считать характерной чертой всех слоев британского общества. Говорят, что даже преступники в этой стране немногим хуже юристов разбираются в английском праве: каждый из них точно знает, что может и чего не может сделать в отношении него полицейский, следователь, прокурор, тюремщик».

Уверенность в своих правах и требованиях — УЭ многомерной функции в БЛ и ЧС:

«Бывает, мчишься, будто герой фильма с погонями, чтобы успеть в какой-нибудь замок или музей в отдаленном городе, а служитель буквально перед носом запирает дверь.

— Очень прошу вас, пропустите меня хоть на полчаса. Поверьте, что у меня больше никогда в жизни не будет возможности попасть сюда…

Даже если подобные увещевания растрогают хранителя музея, он все равно холодно ответит:

— Весьма сожалею, но ничего не могу поделать. Не я ведь устанавливаю правила.

Услышав этот довод, англичане тут же смиряются с ним, ибо в глубине души убеждены, что никаких исключений действительно не может и не должно быть. Зато ни один владелец паба не рискнет вывесить на двери записку «Уехал получать пиво» в часы, когда его заведение должно быть открытым. Не дай бог англичанину почувствовать себя как-то ущемленным в том, что он считает не привилегией, а правом. В первом случае он готов корректно просить. Во втором он тут же превращается в гневного требователя, прямо-таки в разъяренного кабана».

«Однако уважение к закону, к правилам игры, инстинкт безоговорочно подчиняться решению судей не следует смешивать с чинопочитанием, с покорностью власти как таковой. Англичанин исходит из того, что любые законы и правила обязательны для всех, в том числе и для властей, что законопослушность несовместима с девизом «государство — это я». Обладая высоким уровнем правосознания, англичанин убежден, что законы существуют как для того, чтобы держать в узде недисциплинированную часть населения, так и для того, чтобы люди могли опираться на них в случае несправедливости властей».

Права воспринимаются как нечто привычное, неотъемлемое, что может указывать на нахождение функции в блоке Ид. В свою очередь, в ИТИМе Германии можно наблюдать постоянную осознанность текущей ситуации, отслеживание опасности по ментальной функции – ЧС в Эго [3]:

«Переходы «зебра» есть и в других странах. Но достаточно сравнить, как пользуется ими немец и англичанин, чтобы понять всю разницу. Немец ступает на «зебру» со страхом в глазах, сознавая, что это смертельная ловушка, ибо ни один водитель и не подумает тормозить из-за пешехода. В Англии же человек на «зебре» — это не просто лицо, переходящее улицу. Это британец, пользующийся своим неотъемлемым правом. Он шагает медленно, с достоинством, как торжественная процессия. И действительно, каждый лондонец, переходящий улицу по «зебре», — это торжественная процессия из одного человека. Какую уверенность излучает его лицо, когда, чтобы остановить поток машин, он поднимает руку и повелительно помахивает ею! Мне в этом случае кажется, что в руках у него Великая хартия вольностей».

Витальное обособление своих прав в девизе:

«Понятие правил и понятие прав англичане воспринимают как некое органическое, нерасторжимое целое. «Бог и мое право» — гласит девиз на британском государственном гербе (по давней традиции он до сих пор пишется по-французски, на языке Вильгельма Завоевателя). Что касается бога, то англичане вряд ли более религиозны, чем их соседи за Ла-Маншем, скорее наоборот. Но вот обостренное сознание собственных прав действительно можно назвать английской национальной чертой».

Законы как устои, как продолжение обычаев и традиций — витальная привычность по функции БЛ. Реакция срабатывает только при нарушении привычных правил:

«В Англии законы почти всегда являются отростками обычаев и традиций. Те самые нравы и обычаи, из которых сложились законы, создали и тех, кто должен им подчиняться; так что люди воспринимают законы как привычные, разношенные домашние туфли. В отличие от французов англичане не испытывают к законам ревнивого чувства, ибо убеждены, что они существуют для общего блага и имеют одинаковую силу для всех. Они не испытывают к ним пренебрежения в отличие от американцев, для которых многие новоиспеченные законы подобны тесной, еще не разносившейся фабричной обуви. В этом один из секретов законопослушности англичан.

В Англии, как ни в какой другой стране, можно делать что угодно, не подвергаясь расспросам, упрекам, не вызывая сплетен и даже не привлекая удивленных взглядов. Зато при любом правонарушении путь от полицейского до суда и от суда до тюрьмы здесь куда короче, чем где-либо еще».

Порядок, правила соблюдаются потому, что так удобно самому человеку (индивидуальность функции БЛ). Исполняются сами собой, без постоянного мониторинга и контроля со стороны общества — витальность функции (для сравнения можно вспомнить Германию с ее повсеместными запрещающими табличками [3]).  Обращает на себя внимание и снисхождение, спокойное отношение к ошибкам, проколам (например, в дорожном движении) — УЭ многомерной функции. Можно предположить, что в ИТИМе английского народа функция БЛ находится в блоке Ид:

«Англичанин не только законопослушен. Он с уважением относится к закону. Он соблюдает те или иные правила не ради блюстителей порядка и не потому, что иначе может подвергнуться наказанию. Он поступает так, будучи убежденным, что от этого выигрывает как он сам, так и окружающие. Самая наглядная иллюстрация этого — уличное движение в Лондоне. Кроме автоматических светофоров и белых полос на асфальте, его вроде бы никто не регулирует. Полицейских-регулировщиков практически нет. Случаи, когда патруль остановит водителя за нарушение правил, бывают крайне редко. И тем не менее на улицах Лондона царит образцовый порядок. Его начинаешь по достоинству ценить, лишь оказавшись на несколько дней в Дублине или Париже.

Мало сказать, что водители неукоснительно соблюдают правила, даже когда им представляется возможность безнаказанно их нарушить. Они к тому же проявляют отменную предупредительность друг к другу, завидную сдержанность и терпимость к тем, кто допустил оплошность и невольно стал помехой для других.

Когда какой-нибудь иностранный турист застревает на лондонском перекрестке, не зная, куда и как ему поворачивать, и преграждает дорогу сразу двум автомобильным потокам, никто не торопит его, как в Париже, возмущенными гудками, не вращает указательным пальцем, приставленным ко лбу. Все вокруг проявляют сдержанность, понимание, готовность прийти на помощь. И, поездив по Лондону год-два, начинаешь получать удовольствие не только оттого, что тебе уступают дорогу другие, но и от собственной снисходительной галантности к какому-нибудь старику за рулем фургона, одарив его возможностью выехать из переулка на загруженную магистраль.

Как личность англичанина можно назвать человеком непокладистым. Однако английской толпе присуще врожденное чувство общественного порядка. Диву даешься, как дружно и споро повинуется она безмолвным жестам нескольких полицейских, когда нужно освободить проход для какой-нибудь торжественной процессии. Можно ли представить себе, чтобы на бейсбольном матче в США или на велогонках во Франции кассир пропускал людей на трибуны без билетов, с тем чтобы они могли выбрать себе место по своему вкусу и уже потом вернуться, чтобы оплатить его? А на стадионе «Лордз», который считается Меккой английского крикета, такое возможно, даже когда желающих посмотреть финальную игру втрое больше, чем билетов.

Туристы с континента часто шутят, что бесстрастные обитатели туманного Альбиона одержимы одной-единственной страстью — стоять в очередях, что, появившись на пустой автобусной остановке, англичанин инстинктивно образует аккуратную очередь из одного человека, Англичане действительно склонны тут же выстраиваться в очередь, как только это представляется возможным (я не решаюсь сказать — необходимым). Вереницы людей терпеливо мокнут под дождем, и никто даже не вытянет шею, чтобы посмотреть, куда же это, в конце концов, запропастился автобус. В дни распродаж в универмаге «Харродз» очередь перед его открытием опоясывает, весь квартал и змеится по соседним переулкам.

Очередь наглядно олицетворяет собой идею о том, что соблюдение определенных правил дает человеку гарантию определенных прав. Англичанин с готовностью пропускает тех, кто пришел раньше него, будучи убежденным, что его подобным же образом пропустят те, кто пришел позже. Все, стало быть, следуют принципам честной игры. И можно представить себе, какое осуждение вызывает всякий, кто пытается нарушить этот священный и незыблемый ритуал!

На автострадах, ведущих из Лондона к аэропорту Хитроу и паромным переправам Фолкстона и Дувра, порой образуются длинные пробки. Бывает, что кому-то приходит в голову словчить — объехать по обочине бесконечную вереницу скопившихся впереди автомашин. И когда полицейский патруль в назидание поворачивает нетерпеливого обратно, английские водители многозначительно переглядываются: подобная машина чаще всего имеет иностранный номер.

Характерно, что во время войны и в первые послевоенные годы, когда в Великобритании существовала карточная система, в стране практически не получил распространения черный рынок, процветавший по другую сторону Ла-Манша. Люди жили на карточки. В одной состоятельной семье близ Ноттингема мне рассказали, как местный лавочник из чувства симпатии к постоянной и к тому же самой доходной покупательнице — жене адмирала и матери двух офицеров в действующем флоте — послал ей на рождество двойной рацион бекона, который был тут же возвращен обратно с гневным выговором».

Стойкость привычных, иерархических делений на социальные классы — витальность функций БЛ и ЧС:

«Свобода от постороннего вмешательства и равенство возможностей вовсе не исключают определенной иерархии среди живых существ, которая налицо в природе и потому, мол, естественна и в человеческом обществе. Англичанина, обладающего подобной жизненной философией, легче убедить в том, что всех людей нельзя ставить на одну доску, как нелепо равнять гончую с овчаркой или скаковую лошадь с ломовой.

Английская элита рассматривает себя как породистый класс, который под воздействием таких факторов, как наследственность, традиции, воспитание, лучше других подготовлен для управления страной; как особый сорт людей, специально предназначенный стоять у кормила власти. Устойчивость британского истеблишмента в значительной степени умножается тем, что многие представители других классов инстинктивно разделяют подобную точку зрения.

Одни люди заведомо принадлежат к породе руководителей, другие к породе руководимых — не нужно думать, что подобный взгляд ушел в прошлое вместе с эпохой королевы Виктории. Он доныне бытует на Британских островах — и не только в темных закоулках человеческого сознания, но вполне открыто, на страницах газет».

Естественность, привычность, традиционность политической жизни для англичанина – индикаторы возможного положения функции БЛ в блоке Ид:

«Своеобразная черта общественно-политической жизни в Британии — это как бы ее естественность. Несмотря на обилие традиционных ритуалов, которые прежде всего бросаются в глаза иностранцу, англичанин не считает политику и повседневность чем-то раздельным, изолированным друг от друга. Политика у него, что называется, в крови. В парламентской атмосфере он целиком чувствует себя в своей тарелке. Когда впервые попадаешь в палату общин, больше всего поражает не парик спикера, а какая-то неофициальная, почти домашняя атмосфера дебатов».

Привычность, инертность в следовании законам и правилам (БЛ), присущая суперблоку Витал. Заметна разница с ИТИМом США, чья ценностная ЧС в Супериде [13] вызывает желание постоянно противостоять:

«Именно законопослушность подчас заставляет англичан мириться со многими правилами и установлениями, которые они не одобряют или которые давно изжили себя и приносят не пользу, а вред. В то время как американец смотрит на любое правило как на вызов, а на любой запрет как на сигнал к протесту, англичанин считает сильной чертой характера способность подчиняться им.

Англичане могут ворчать по поводу непомерных налогов, устраивая бурные манифестации за отмену их. Но как только налог стал законом, они считают долгом выполнять его безотлагательно и целиком. В прежние времена в газете «Таймc» существовала специальная колонка, посвященная «деньгам совести». В ней помещались сообщения о том, что канцлер казначейства благодарит анонимного посылателя такой-то суммы. Каждый подобный перевод воплощал угрызения совести англичанина, который в чем-то уклонился от уплаты причитающегося с него налога».

Витальность функций ЧС и БЛ — отказ от публичности, от демонстрации другим своего социального положения. Заметно и неприятие минуса в БЭ — высокомерия, надменности:

«Англичане очень скрупулезны в употреблении титулов. Однако, с другой стороны, они считают непростительным высокомерие, надменность, чванство, особенно по отношению к нижестоящим. Подчеркивать принадлежность к высшему классу не принято — окружающие должны сами ее почувствовать. И одним из признаков этого служит склонность держаться в тени. Элита общества вращается в своем кругу. Травить лисиц, стрелять куропаток, удить лосося или форель уезжают в отдаленные поместья, так что эти традиционные аристократические развлечения не бросаются в глаза посторонним. Скачки в Эскоте — одно из немногих исключений, когда демонстрировать свою принадлежность к сливкам общества считается допустимым».

Принадлежность к элите, высокому социальному классу определяется вежливостью обращения — перевод управления из блока ЧС-БЛ в ценностную функцию БЭ:

«У англичан есть множество примет, по которым они сразу определяют, на какой ступени социальной лестницы стоит тот или иной человек. Причем одним из главных критериев принадлежности к элите общества считается именно вежливость к нижестоящим. Английского аристократа с малолетства учат, что проявлять свое превосходство над простыми смертными он должен лишь подобным путем».

Инстинктивная, мгновенная оценка классовой принадлежности человека (витальность ЧС и БЛ), основой для оценки является костюм, качество его пошива, ткани (перевод управления в ЧЛ и БС, можно предположить ментальность данных функций):

«Но хотя признаки социальных различий в современной одежде, казалось бы, свелись к минимуму, англичане тем не менее почти безошибочно определяют классовую принадлежность людей, с которыми встречаются впервые. Стремление перво-наперво классифицировать нового знакомого по социальной шкале возникает у них инстинктивно и опирается на изощренный набор примет и сведений, накопленных с детства. Внешность, походка, манера держаться, интонации и приемы речи — все здесь играет свою роль. Изрядно поношенный, но добротный, сшитый на заказ костюм поднимет акции его владельца куда выше, чем щегольская обновка из универмага».

Функция ЧС

Изолированность частной жизни, пространства, круга общения является следствием витальной отгороженности по функциям ЧС и БЭ. Недопустимость вторжения в чужие границы — знак «плюс» в функции ЧС:

 «Действительно, Англия — это царство частной жизни, гербом которого могло бы стать изображение изгороди и девиз: «Мой дом — моя крепость». Хотя каждый иностранец многократно слышал эту фразу еще до приезда в Англию, он убеждается, что подлинный смысл ее очень емок и понимается за рубежом далеко не полностью.

Англичанин подсознательно стремится отгородить свою частную жизнь от внешнего мира. И порог его дома служит в этом смысле заветной чертой. «Мы любим быть сами по себе» — гласит излюбленная фраза. Какие бы отношения ни сложились между соседями, каждый из них строго держится своей стороны изгороди. Даже если смежные участки не разгорожены, граница их все равно соблюдается словно глухая стена. Когда дети по неведению пересекают эту невидимую межу, их тут же с извинениями забирают обратно. (Правом экстерриториальности пользуются в подобных случаях лишь такие священные для англичанина существа, как собаки и кошки.)

С соседями принято держаться приветливо, предупредительно, но без какой-либо фамильярности, способной показаться непрошеным вторжением в частную жизнь. Первая заповедь тут: не лезь в чужие дела. Как живет сосед, какие обычаи и порядки заводит он в своем доме — не касается никого другого. Англичанин инстинктивно относится к своему дому как к осажденной крепости. Жилище его как бы повернуто спиной к улице. И если хозяин вздумает летом погреться на солнышке, он всегда усядется позади дома, а не перед ним».

Запрет, неприятие зоны минуса по качеству в ЧС (причинение вреда другому человеку или животному, чужому имуществу):

«Важно подчеркнуть, однако, что подобное отношение к детям отнюдь не означает, что они растут в атмосфере вседозволенности. Напротив, дисциплинирующее воздействие родителей оказывается на них уже с очень раннего возраста. Но оно четко нацелено против определенных задатков и склонностей, которые считается необходимым беспощадно подавлять. Если ребенок вздумает мучать кошку или собаку, если он обидит младшего или нанесет ущерб чужому имуществу, его ждет суровое, даже жестокое наказание. Однако внутри ясно обозначенных границ запретного дети свободны от мелочной опеки и стороннего вмешательства, что приучает их не только к самостоятельности, но и к ответственности за свои поступки».

Можно предположить блок функций ЧС и БЛ, а также неценностность и возможный знак плюс функции ЧС: полицейский рассматривается как страж, оберегающий, защищающий закон ненасильственными методами. Неприятие ЧС-ных атрибутов принуждения, насилия, вторжения в чужие границы, таких как пистолет и наручники. Подобная атрибутика не восхищает (в отличие от американцев с ценностной функцией –ЧС), а воспринимается как оружие репрессий, насилия над людьми:

«Поскольку законопослушность почитается как добродетель, полицейский, как страж закона, служит для англичан фигурой, вызывающей скорее уважение, чем неприязнь. Величественно-неторопливый, доброжелательно-корректный и безоружный лондонский бобби — до чего же он не похож на лихого шерифа из американских вестернов, на прототип, из которого вырос быстрый, пружинистый нью-йоркский коп с пистолетом наготове и наручниками на поясе!

Всеобщее уважение к бобби, который доныне остается невооруженным, не имеет параллели ни за Атлантикой, ни за Ла-Маншем, ни даже за Ирландским морем. Королевская полиция Ольстера воспринимается населением уже не как страж закона и порядка, а как оружие репрессий».

Выводы по наблюдениям за жизнью английского народа

Резюмируя, можно сделать следующие выводы о положении функций в ИТИМе народа Англии:

1.      В функции ЧЛ выявлена ценностность, многомерность, возможный параметр времени, ментальность, знак плюс. Находится в блоке с функцией БС.

2.      Функция БС ценностная, обладает знаком «минус» и находится в блоке с функцией ЧЛ.

3.      Функция ЧЭ неценностная, выявлена маломерность и возможная нормативность.

4.      Функция БИ маломерная, прослеживается опора на опыт, фиксация, стремление сохранять неизменность положения, страх его изменить, присущие одномерной функции.

5.      Функция БЭ ценностная, одномерная, витальная. Есть указания на знак «минус» и блок с функцией ЧИ. Наблюдаются переводы в многомерные функции Эго (ЧЛ, БС) и Ида (БЛ, ЧС).

6.      Функция ЧИ ценностная, маломерная, есть указания на возможную нормативность. Выявлены индикаторы витального положения функции.

7.      Функция БЛ неценностная, выявлены нормы, управляющие эмоции многомерной функции, индикаторы витальности и блока с функцией ЧС. Наблюдаются переводы управления в ценностные блоки Эго и Суперид.

8.      Функция ЧС неценностная, витальная, имеет знак «плюс», находится в блоке с функцией БЛ.

Найденные параметры функций ИТИМа Англии соответствуют модели ЛСЭ (логико-сенсорного экстраверта). Это согласуется с начальной гипотезой, то есть выводами о возможном ИТИМе Англии, полученными с использованием инструментов лингвистического анализа [1], [2].

Юмор как отражение интегрального ТИМа Англии

В современной науке существует несколько подходов к изучению юмора. Так, психология, эстетика и философия рассматривают юмор как общечеловеческий феномен. А для лингвокультурологии интерес представляют специфические характеристики юмора, присущие определенной культуре, ведь именно они отражают ее уникальность. С этой точки зрения юмористическая языковая картина мира является частью языковой картины мира, а та, в свою очередь, — частью ментальной картины мира того или иного народа.

В статьях об использовании инструментов лингвистического анализа в определении ИТИМов [1],[2],[3] мы обосновали связь ментальной картины мира и интегрального типа информационного метаболизма (ИТИМа) народа. Это позволяет предположить, что анализ юмористической картины мира того или иного народа может дать нам информацию о его ИТИМе.

Материалом для исследования послужила работа Карасика А.В. Лингвокультурные характеристики английского юмора [14]. Мы рассмотрели описанные в ней феномены сквозь призму соционики, что позволило сделать выводы об ИТИМе Англии.

ЧЛ

В шутках на ЧЛ-тематику (дело, работа) проявляется присущая многомерной ЧЛ уверенность в своих деловых качествах, в себе как работнике, антифатализм в области делания:

«Высочайший пилотаж английского юмора — умение вышутить нечто сакральное и неприкосновенное, не впадая при этом в кощунство и примитивное ерничество. 

Священник едет в коляске вдоль прекрасно возделанного ржаного поля. На краю поля, опершись на изгородь, стоит фермер и курит трубку.

"Добрый день, сын мой!"

 "Добрый день, преподобный".

- "Это ваше поле?"

- "Мое".

- "Замечательно!"

- "Что замечательно?"

- "Замечательно, когда соединяются усилия Господа и человека".

- "Может, оно и так. Только поглядели бы вы, преподобный, на это поле, когда Господь хозяйничал здесь в одиночку"».

Неумение или переворачивание привычных норм в области делания (ЧЛ) в английской культуре не вызывает смущения, стыда или страха (УЭ маломерных функций). Это то, над чем англичане легко и охотно смеются. Абсурдность мира, описанная в одном из анекдотов, относится к аспекту ЧИ – с одной стороны, любовь к подобным шуткам может говорить о ценностности функции ЧИ, с другой стороны, реакция персонажа может указывать на перевод из функции ЧИ в функцию ЧЛ (важно не то, что корова разговаривает с человеком, а то, что она некомпетентна, не разбирается в машинах), что говорит о большей размерности функции ЧЛ:

«There's an old story about the person who wished his computer were as easy to use as his telephone. That wish has come true, since I no longer know how to use my telephone.

Есть одна старая история о человек, который хотел, чтобы ему было бы так же легко работать на компьютере, как звонить по телефону. Эта мечта сбылась, поскольку я больше не знаю, как пользоваться телефоном».

Комментарий: Первый план содержания — желание человека сделать для себя работу на компьютере такой же легкой, как набор телефонного номера. Пресуппозиция: чтобы работать на компьютере, следует иметь определенную специальную подготовку, а чтобы звонить по телефону, никакой специальной подготовки не требуется. Второй план содержания — желание человека вроде бы исполнилось, так как сложность использования этих технических приборов стала одинаковой. Импликация: Сложность использования простого аппарата, каким является телефон, увеличилась. Вывод: технические устройства, предназначенные для облегчения жизни человека, на самом деле усложняют его жизнь. Этот парадоксальный вывод имеет комический эффект».

«A city man was tooling down a country road when his car sputtered to a complete stop near a field filled with cows. The driver, getting out to see what was the matter, noticed one of the cows looking at him. "I believe it's your radiator," said the cow.

The man nearly jumped right out of his city slicker britches! He ran to the nearest farmhouse and knocked on the door. "A cow just gave me advice about my car!" he shouted, waving his arms franticly back toward the field.

The farmer nonchalantly leaned out beyond the door frame to glance down the field. "The cow with two big black spots on it?" the farmer asked slowly.

"Yes! Yes! That's the one!" the excited man replied.

"Oh. Well, that's Ethel," the farmer said, turning back to the man. "Don't pay any attention to her. She doesn't know a thing about cars."

Городской житель ехал по сельской дороге, и вдруг его машина чихнула и заглохла у поля, где паслись коровы. Водитель вышел посмотреть, что случилось и заметил, что одна корова смотрит на него. "Я полагаю, это радиатор", - сказала корова. Мужчина чуть нее выпрыгнул из своих модных штанишек. Он побежал на ближайшую ферму и постучал в дверь. "Корова только что дала мне совет насчет моей машины!" - закричал мужчина, указывая на поле позади себя.

Фермер безразлично высунулся из дверного проема и взглянул на поле. "Вот та корова с двумя большими черными пятнами?" - неторопливо спросил фермер.

"Да! Да! Это она!" - взволнованно ответил мужчина.

"А... ну это Этель", - сказал фермер, повернувшись к мужчине. "Не обращайте на нее внимания, она не соображает в машинах".

Соль этого анекдота состоит в двойном нарушении: знаний о мире и о поведении людей. Герой шуточного повествования находится между перевернутым миром, где все возможно, и корова может давать совет относительно поломки автомобиля, и реальным обыденным миром, при этом невозмутимая реакция фермера на очевидный абсурд и составляет специфическое английское отношение к нарушению здравого смысла. На наш взгляд, этот анекдот иллюстрирует карнавально перевернутые ценности английской культуры — здравый смысл и самоконтроль поведения».

«A little boy runs down into the lounge and shouts: "Daddy, daddy, can I have another glass of water?"

His father replies, "What's wrong with you son, that's your eleventh glass of water in a row".

"I know, my bloody bedroom's on fire".

Маленький мальчик прибежал в гостиную и завопил: "Папа, папа, можно мне еще один стакан воды?"

Папа ответил: "Что с тобой, сынок? Это уже одиннадцатый стакан подряд".

Мальчик: "Я знаю, моя чертова спальня горит".

Тушить пожар, выливая воду стаканами, возможно, но бессмысленно, и это вызывает улыбку. Можно противопоставить малый и большой абсурд: в одном случае нарушаются привычные стереотипы поведения или представления действительности, но в целом мы понимаем, что такое могло произойти на самом деле, в другом случае мы сталкиваемся с нелепостью, которая принципиально недопустима в реальности».

БС

Погода и самочувствие (аспект БС) – любимые темы английского юмора, что может указывать на ценностность функции БС:

«Следующая категория анекдотов целиком и полностью отображает английский юмор.

-It is a bit chilly, isn`t? (It used when it is terribly cold)

- Похолодало, не правда ли (обычно англичане говорят так, когда ужасно холодно)

***

-I am just a bit tired (when you are absolutely exhausted)

- Устал немного (англичанин говорит так, когда устал как собака)

Преуменьшение (сдержанное высказывание, – understatement), здесь достаточно полно отождествляется с иронией, – противоположное тому, о чем вы думаете и чувствуете. В ответ на подобную «иронию» у человека (англичанина) на лице появляется гримаса.

- Turned out nice again, didn`t it?

- Снова прекрасная погода, не так ли?

Обычно англичане так говорят, когда погода резко ухудшилась после того, как вышли из дома без зонта и плаща.

Следующий анекдот так же показывает игру слов. 

-Diner: Waiter! Will my hamburger be long? (указание на время)

- Waiter: No, it will be round and flat, sir. (указание на размер)

-Посетитель: Официант! Скоро будет готов мой гамбургер?

-Официант: Нет, сэр, он будет круглым и плоским.

Кстати, погода – это отдельная тема для шуток англичан. Свой вечный смог они высмеивают очень ласково и необидно.

Американец, спускающийся с трапа самолета в Хитроу, при виде тумана:

- Фи, какая мерзкая погода! И долго здесь это еще будет продолжаться, вы не знаете?

Лондонец:

- Увы, сэр, ничего не могу сказать определенного. Я живу здесь только тридцать пят лет».

Зона минуса в функции БС (неэстетичное, невкусное) не является табу в английской культуре:

«К числу тематически релевантных объектов этнического юмора относятся концепты пищи и выпивки. Юмор, связанный с пищей, касается обжорства, неразборчивости в еде, нарушений этикета за столом, поедания испорченной пищи, нарушения эстетических характеристик пищи, использования странных продуктов для пищи, людоедства и т.д. При этом тема еды часто выступает как повод для создания комической ситуации.

Например:

"Waiter, what is this fly doing in my soup?

— It's swimming, sir" (Официант, что эта муха делает в моем супе? - Она плавает, сэр).

Мухи, волосы и другие посторонние предметы в пище вызывают отвращение, но соль данного анекдота — в невозмутимой реакции официанта, который делает вид, что не понял вопроса посетителя ресторана ("Почему в моем супе муха?"). На самом низовом уровне культуры обыгрывается тема экскрементов, случайно используемых в качестве пищи. Англичане с насмешкой относятся к изысканности французской кухни, особым объектом юмора выступает сыр с резким запахом (примером может послужить известный эпизод в книге Дж.К.Джерома "Трое в лодке, не считая собаки"). Для многих представителей современной западной цивилизации очень актуальной является тема борьбы с лишним весом (фраза "You're losing weight" стала стандартным комплиментом со значением "Вы хорошо выглядите"). Соответственно возникают шутки на эту тему (переворачивание утилитарных ценностей):

"If you eat something, but no one else sees you eat it, it has no calories. When you eat with someone else, calories don't count as long as you don't eat more than they do. If you fatten up everyone else around you, then you look thinner.

Когда вы что-то едите, но никто не видит, что вы едите, то калорий нет. Когда вы едите с кем-то, то калории не считаются до тех пор, пока вы не едите больше, чем они. Если вы откормите всех вокруг, то будете выглядеть худее".

В этих шутках обыгрывается озабоченность людей относительно калорийности потребляемой пищи.

К числу анекдотов на тему ненормальной внешности относятся английские шутки о скелетах (в русской лингвокультуре им соответствуют анекдоты о дистрофиках):

"A Skeleton walked into a bar and said I'll have five pints and a mop... "

Скелет, зайдя в бар, заказывает выпивку и требует швабру — это гипербола очень худой женщины. Юмористический эффект строится на гиперболизации признака худобы.

В анекдотах высмеиваются и дефекты речи:

"In this picture, children, you can see a tree. This is a trunk, these are roots, branches, leaves, this is bark and pith. Mary, do you know, what pith is?" — "Yeth, thir".

Шепелявость девочки привлекает внимание к окказиональному эвфемизму для замещения грубого обыденного слова».

ЧЭ

Смеяться над шутками в Англии принято сдержанно, едва заметно, что может указывать на маломерность и неценностность функции ЧЭ. Для сравнения в русской культуре (ИТИМ ИЭИ) подобного явления нет:

«Говоря о типичных смеховых реакциях, мы имеем в виду прежде всего принятую в той или иной культуре степень эмоционального самоконтроля. Если адресат пытается сдержать свой смех либо, наоборот, демонстрирует безудержное веселье, мы сталкиваемся с той или иной типичной смеховой реакцией, которая подчиняется статистическим обобщениям. В любой культуре есть люди, склонные к громкому искреннему смеху, но в английской культуре существует типичная реакция в виде чуть заметного сдержанного смеха — chuckle, такая реакция получила специальное наименование в языке (в русском языке аналогичного понятия, как мы знаем, нет). Это значит, что данное явление для англоязычного речевого сообщества является типичным и актуальным».

Авторы упоминают о таких «сверхценностях» английской культуры как антифатализм и высокий эмоциональный самоконтроль. Сверхценность здесь выступает как некая потребность в соблюдении рамок, ограничении [7]. Так, маломерность функции ЧЭ в ИТИМе Англии приводит к ценности эмоционального самоконтроля (во избежание болезненных УЭ при выходе за рамки). А неценностность и маломерность функции БИ вызывает антифатализм, то есть желание исключить влияние судьбы, пугающей и непонятной [1]:

«Непонимание английского юмора заключается в том, что адресат

1) не воспринимает ситуацию как включающую внутреннее несоответствие, не видит абсурдности или странного положения вещей, либо

2) четко понимает внутреннее несоответствие в ситуации, но считает, что юмор как мягкая форма критики к такой ситуации не относится, поскольку предметом осмеяния оказываются сверхценности данной культуры; для английской лингвокультуры это прежде всего индивидуальная независимость, антифатализм, высокий эмоциональный самоконтроль».

БИ

Опоздания в английской культуре воспринимаются с раздражением и высмеиваются при помощи язвительных шуток, сарказма, а не мягкой иронии. Такая нетерпимость к опозданиям говорит о возможных болезненных УЭ и негибкости, а следовательно – маломерности функции БИ в ИТИМе Англии:

«Сарказм - это устная или письменная форма, имеющая такие же функции, как и ирония: язвительная шутка, намекающая на то, что вы раздражены.

-She was an hour late.

-Good of you to arrive on time, he said, with heavy sarcasm.

-Она опоздала на час.

-Ба, да вы вовремя, сказал он, с явным сарказмом».

ЧИ

Английский юмор направлен на аспект ЧИ – игру со смыслом, пониманием, использование многозначности слов (ценностность функции ЧИ в ИТИМе Англии), тогда как в русском юморе популярны ЧС-ные темы – политика, медицина, секс, вопросы национальности (ценностная ЧС в ИТИМе русского народа):

«Широкий контекст, дающий возможность различных толкований, парадоксальность – игра со словами, где смысл «выворачивается», переворачивается и мгновенно снова возвращается на место, способность видеть абсурд жизни и улыбаться ему, сквозной характер – юмор переливается из одной формы в другую: то мягкая ирония, то тонкий намек, то грусть или многозначительное умолчание, то резкий поворот.

Столкновение здравого смысла и рационализма, с одной стороны, и эксцентрических проявлений «ярких индивидуальностей», с другой, во многом определяет английский национальный характер. Кроме того, отмеченная в свое время В. Набоковым способность схватывать тонкие недоговоренности, поэзию мысли, мгновенную перекличку между отвлеченнейшими понятиями, свойственная английскому языку, дает возможность для игр маститых гениев, соединяющих в себе запасы пестрого знания с полной свободой духа

***

Как правило, русский юмор очень прост, и ориентирован на злободневные темы: политика, искусство, медицина, семья (теща-зять, муж-жена-любовник), учеба, межнациональные отношения, любовь (секс),религия; такие пороки как: пьянство( алкоголизм), наркомания, лень, невежество…».

«Характерной особенностью британского юмора является любовь к каламбуру. Английский язык, содержащий различные многозначные слова и выражения, представляет собой идеальную материю для такого юмора. Каламбуры любил использовать Шекспир как в комических, так и в серьезных контекстах. Британцы получают удовольствие от такой игры слов, хотя в повседневной жизни есть много "заезженных" каламбуров, например, фраза "Ну, как тебе понравилась твоя поездка?", сказанная, когда человек поехал вниз по ступенькам и упал. Обычно в ответ на такую колкость люди мрачно ворчат.

Британский традиционный детский юмор в какой-то степени адоптируется взрослыми людьми в виде особых загадок с ответами-каламбурами. Например, "что это: серое с четырьмя ногами и хоботом? Мышка на каникулах. " Особым типом детского юмора являются шутки "тук-тук — кто там?", с комичным изменением личного имени. Другими искажениями языка являются "спунеризмы", которые вроде бы придумал ректор и священник одного из колледжей Оксфорда. ("Ром с дамами" вместо "Дом с рамами" или "ройте муки" вместо "мойте руки".)

К числу комичных лексических приемов относятся смешные неологизмы, например, те, которые придумал Льюис Кэрролл ('Twas brillig, and the slithy toves did gyre and gimble in the wabe...), сюда же относятся смешные телескопические образования типа alcoholiday и bedventure (alcohol + holyday, bed + adventure). Эти явления специфичны для английского языка в силу его сравнительно слабой аффиксации и тенденции легко выделять любой повторяющийся элемент слова в качестве аффикса (сравним Watergate, Koreagate, Zippergate, где вторая часть слов с легкой руки журналистов стала осмысливаться как "скандальное происшествие")».

Следующий пример показывает разницу в ментальности русского и английского народов. Англичане не понимают популярный в России анекдот, так как в их культуре нечестность и обман оцениваются жестко и строго наказывается (маломерность и/или знак «плюс» в функции ЧС):

«Тетя Валя: "Дорогие ребята! Первое место на нашем конкурсе рисунков на тему «Ваня и медведь» занял Вова Глазунов из Москвы. У него самый красивый рисунок. Правда, ему немножко помогал дедушка Илья…".

Англичане могут не знать о том, что Илья Глазунов – известный современный российский художник. Кроме того, мысль о том, что ребенок пошлет на конкурс детских рисунков картинку, которую ему помогли нарисовать, кажется англичанам странной: эта идея нарушает представления англичан о ‘честной игре’ (‘fair play’). Аналогичным образом англичане не понимают отношения русских к подсказке во время экзамена: у нас товарищ, который отказался тебе подсказать во время экзамена, однозначно оценивается как предатель, в английской культуре отказ помочь в такой ситуации не воспринимается столь остро (наказание за обман, ‘cheating at the exam’, является весьма суровым)».

Потребность в одобрении иронии – возможный указатель на маломерность функции ЧИ (УЭ неуверенности, страха: а вдруг шутка была неудачной?) и положение в блоке Суперид (ожидание похвалы от другого человека):

«Несмотря на свою любовь к иронии, англичане ждут её одобрения.

-Firs hill walker: It`s only six miles by the map, yet your navigation made it ten.

- Second hill walker: Yes, but doing it ten gives one a much greater felling of accomplishment.

Двое англичан путешествуют в горах, и один говорит другому: "По карте до этого места всего шесть миль, а под твоим "чутким руководством" мы прошли целых десять". "Верно, но согласись, что пройти десять миль - куда большее удовольствие, чем всего шесть!"».

Английские анекдоты показывают неприятие зоны минуса в ЧИ (бессмысленность оценивается как нечто негативное), а также возможную индивидуальность и негибкость функции ЧИ:

«Life may have no meaning. Or even worse, it may have a meaning of which I disapprove (Ashleigh) — "Жизнь может быть бессмысленной. Или даже хуже, у нее может быть смысл, который я не одобряю".

Первая фраза имеет выраженный всеобщий отрицательно- оценочный смысл. Вторая фраза готовит адресата к нарастанию этого смысла, но неожиданно содержание высказывания переводится в план личностной оценки. Комический эффект сентенции состоит в несоответствии оценочного оператора "хуже" последующему содержанию фразы. Личное отношение выдается за объективную общественную оценку, и это смешно».

ЧС

Непонимание англичанами некоторых русских анекдотов обьяснимо несовпадением соционических ценностей: ценностная функция ЧС в ИТИМе русского народа и неценностная – в ИТИМе английского. Восхищение мощью, силой страны и ее структур безопасности не близко жителям туманного Альбиона:

«Мужик звонит в КГБ по телефону-автомату: «Алло, КГБ? Плохо работаете!» Побежал к другому телефону-автомату: «Алло, КГБ? Плохо работаете!» Отбежал к третьему: «Алло, КГБ? Плохо работаете!» Чувствует на плече руку: «Как можем, так и работаем».

Специфика этих анекдотов состоит в том, что госбезопасность наделяется сверхъестественными способностями и оценивается при этом положительно. Такое отношение к власти противоречит нормам карнавальной культуры, переворачиванию ценностей и природе анекдота. Не случайно бытует мнение, что подобного рода анекдоты специально придумывались в аналитических отделах КГБ для создания соответствующих стереотипов у населения. Кстати, и сама аббревиатура «Комитет государственной безопасности» расшифровывалась шутливо также с положительной коннотацией ‘контора глубокого бурения’. Идея вездесущности наших спецслужб выражена в следующем анекдоте, не совсем понятном для англичан (они понимают замысел этого текста, но не согласны внутренне с пафосом анекдота):

В NASA гадают – почему взорвался левый твердотопливный ускоритель SHUTTLE (а), а в КГБ – почему не взорвался правый...

Даже не принимая во внимание то, что КГБ приписываются в этом тексте функции внешней разведки, носители русской культуры подчеркивают способность наших спецслужб проводить в жизнь самые фантастические операции. Англичане воспринимают такой текст как претенциозный и отчасти национально-шовинистический.

Приезжает Брежнев в Америку. Американский президент Рейган говорит: «Нажми на эту кнопочку!» Брежнев нажал, и оказался под холодным душем. Через некоторое время приезжает Рейган в Москву. Брежнев ему говорит: «Нажми на эту кнопочку!» Рейган нажал, ничего не произошло. Нажал еще раз, тоже ничего не произошло. Он говорит: «Что же это такое? Вот у нас, в Америке…» А Брежнев ему: «Нет больше вашей Америки».

Англичане не нашли этот анекдот смешным, реакцией была вежливая улыбка, в ряде случаев – пожатие плечами. Нельзя сказать, чтобы респонденты (а это были подданные Соединенного Королевства) испытывали солидарность по отношению к США, но откровенное восхваление мощи СССР в жанре анекдота показалось им странным».

Способность видеть смешное в «черном юморе» (аспект ЧС — жестокость, физическое насилие и аспект БИ — рок, судьба, фатализм) не свойственна англичанам в силу неценностности данных аспектов:

 «Отсутствие причины для расправы анекдотически преломляется и в других русских анекдотах, странных для англичан.

-Жена: За что ж ты меня ударил, я же ничего не сделала!

- Муж: Было бы за что, вообще бы убил.

Во многих случаях респонденты оказываются в затруднении при интерпретации шутки, если эта шутка, по их мнению, является жестокой. Иначе говоря, в одной культуре некоторое явление оценивается как комичное, а в другой получает неадекватную, сверхсензитивную оценку (с позиций исходной культуры). Существенное затруднение вызывают случаи русского черного юмора, англичанам требуется некоторое усилие, чтобы понять комизм ситуации, в которой обыгрываются убийство, насилие, жестокость. Приведем примеры русских анекдотов, которые оказались непонятными для англичан (тексты анекдотов приводятся в их исходном звучании на русском языке):

1) Едет скорая помощь, а за ней катится голова и бормочет: «Ничего себе, сходил за хлебушком…»

2) Палач заносит топор над головой осужденного и спрашивает: «Вам как, куском или порезать?»

3) Идет мужик с топором по улице и говорит: «Тридцать три, тридцать три, тридцать три…» Прохожий его спрашивает: «Ты что считаешь?» Тот его топором по голове: «Тридцать четыре, тридцать четыре, тридцать четыре…»

Поверхностное прочтение этих анекдотов не дает никаких оснований считать их смешными текстами. Вместе с тем в русской аудитории эти шутки вызывают улыбку. Первый анекдот содержит парадоксально выраженную философскую идею о непредсказуемости следующего момента нашей жизни, такое фаталистическое отношение к жизни, принятие абсолютно неожиданных жизненных поворотов и попытка с ними смириться, пусть и с улыбкой, составляет особенность русского менталитета, непонятную для англичан. Нам жаль беднягу, который пошел за хлебушком, и мы моментально ставим себя на его место. Ситуация вызывает не протест, а удивление, в этом и состоит принципиальное отличие ценностных картин мира в английской и русской лингвокультурах.

Третий анекдот в определенной мере соотносим с первым, поскольку показывает абсолютную незащищенность человека перед судьбой. Отличие этого анекдота состоит в том, что прохожий сам напросился на удар судьбы: если бы человек не проявил активность, топор бы не упал на его голову, и эта мысль кажется представителям русской культуры забавной. Англичане не могут этого понять, поскольку образцы поведения англичан в такой ситуации в корне противоположны образцам поведения русских».

«Отношение к судьбе удивительным образом преломляется и в русских политических шутках, непонятных для англичан

Заседание в ставке Сталина. Сталин: «Где маршал Блюхер?» – «Расстрелян как враг народа, товарищ Сталин!» – «Где маршал Тухачевский?» – «Расстрелян как враг народа, товарищ Сталин!» – «А где маршал Жуков?» – Я здесь, товарищ Сталин!» – «Молодец!»

Англичане сумели понять, что нет никакой заслуги маршала Жукова в том, что он не был расстрелян. Они знают и о патологической жестокости Сталина. Им непонятно, что в этом тексте смешного. На наш взгляд, Сталин в этом анекдоте персонализирует судьбу, от которой все равно не уйдешь, и по отношению к которой надо проявлять открытость, не противоборство, а готовность идти навстречу. В коллективном сознании такое поведение оценивается как положительное. Не случайно, тиран доволен таким ответом».

Такие ЧС ценности как накопление богатства и хвастовство благосостоянием, присущие культурам России (ИЭИ) и США (ЛИЭ), тоже непонятны для английской ментальности – неценностная функция ЧС в ИТИМе Англии:

«Английские респонденты оказались в затруднении при попытке понять анекдот, в котором фигурирует весьма специфическая для русского языкового сознания ценность.

Объявление в украинской газете: Меняю ковер 3х4 м на кусок сала такого же размера.

В сознании русских сало – любимая пища украинцев, анекдот содержит очевидную гиперболу. При этом в качестве мерила ценности выступает ковер, который в наших квартирах часто вешали на стену как украшение и который рассматривался как ценная инвестиция. В английском нет однословного и однозначного перевода русской реалии ‘сало’, есть слова, означающие жир, топленый жир, англичанам непонятна гипербола в размерах необъятного куска сала, наконец, они воспринимают ковры только как удобное напольное покрытие, а вовсе не как предмет искусства или демонстрацию благосостояния. Англичане также не могут понять специфического подтрунивания русских над украинцами и наоборот, хотя аналогичные отношения имеют место между англичанами и шотландцами, англичанами и ирландцами и т.д. Элементы взаимного непонимания в межкультурном контакте, представленные в карикатурной анекдотической форме, являются, по-видимому, этнокультурной универсалией, но качества другого народа, подлежащие осмеянию, специфичны».

«Антипатию вызывает персонаж, который намеренно совершает социально не одобряемый поступок:

The wife of a rich businessman had an accident, and an ambulance was called. "We shall have to give her artificial respiration," the ambulance man told her husband.

"Certainly not," he replied, "Give her the real thing. I can pay!"

Жена богатого бизнесмена попала в аварию, и мужу позвонили из скорой помощи. "Нам придется подключить ее к апппарату искусственного дыхания", - сообщил врач мужу. "Конечно же нет", - ответил муж. "Подключите ей настоящее. Я в состоянии заплатить".

Хвастовство осуждается в любой культуре, англичане же особенно чувствительны к открытой демонстрации достоинств кого-либо, если при этом задеваются чувства окружающих (хвастать своим благосостоянием в Англии недопустимо, богатство скрывается от выставления напоказ — известно, что американцы, напротив, не стесняются открыто заявлять о своем богатстве). В приведенном примере высмеивается богач, который готов платить большие деньги за что угодно, не понимая даже, о чем идет речь (ему не нравится словосочетание "искусственное дыхание" — искусственные товары стоят дешево и поэтому не престижны)».

Если в культурах с суперидной функцией ЧС (Россия, США) высокое положение в обществе, влиятельность, власть вызывают благоговейное уважение, то в английской культуре отсутствует всякий страх и преклонение перед статусом в обществе (неценностность и многомерность – УЭ уверенности, отсутствие страха в функции ЧС):

«Для юмора преград нет. Англичане смеются над всем, что может вызвать улыбку, в том числе и над тем, что у нас (в Росии) испокон веков считалось священным, над сильными мира сего, правительством и даже членами королевской семьи.

В Лондоне на узкой улочке навстречу друг другу едут два шикарных лимузина "Бентли" и "Крайслер". Дорогу уступать никто не хочет, и в центре улочки они, едва не столкнувшись, останавливаются. Из "Крайслера" выскакивает черный водила - американец, из "Бентли" чинно выходит англичанин. Американец начинает орать и бешено жестикулировать:

- Ты куда! Куда ты лезешь? Да ты знаешь, кого я везу?!!

Англичанин оценивает происходящее невозмутимо и стоит с весьма помпезным видом.

Американец продолжает крик:

- У меня в машине сидит сам Билл Гейтс!!! И если ты...

Так проходит некоторое время. Американец не унимается.

Наконец, англичанин разворачивается, обходит свой "Бентли" и открывает заднюю дверь - американец видит Английскую Королеву.

Англичанин смотрит на него испепеляющим взглядом:

- Hу, а это по-вашему - ковшик?

- Тогда извините, пожалуйста».

.Для сравнения рассмотрим русский анекдот – налицо самоуничижение по функции ЧС (низкая самооценка, свойственная маломерной функции):

«Когда был поднят железный занавес и народ получил возможность общаться с иностранцами, русские с изумлением увидели, как живут на Западе. Анекдоты стали звучать самоуничижительно:

Западный рабочий показывает русскому коллеге свой дом:

- Вот это моя комната, это - жены, вон та - моей старшей дочери, вот наша столовая, а за ней - комната для гостей…

И так далее. Русский гость кивает и произносит после небольшой заминки:

- Ну, что ж, у меня все более-менее так же. Только без перегородок…».

Автор упоминает о «переворачивании норм» в английских шутках. Такое «переворачивание» происходит в аспекте ЧС: темы здоровья, физической безопасности. Это указывает на многомерность функции ЧС в ИТИМе Англии (возможность отойти от традиционных представлений, переосмыслить их):

«Предметом шутки может быть само переворачивание норм поведения:

I walked into a really rough pub the other day, the bouncer on the door asked me if I had any weapons, when I said no he gave me a knife and told me to be careful.

Однажды я зашел в действительно "брутальный" бар - вышибала на дверях спросил, есть ли у меня оружие, и когда я ответил, что нет, то дал мне нож и сказал, чтобы я был осторожен.

Вышибала, который спрашивает у посетителя, есть ли у того оружие, и затем вручает ему нож, советуя быть осторожным,— это пример мира, перевернутого с ног на голову и поэтому смешного».

«Now, men, have a break for smoking and you, Private Pills, since you once studied medicine, just give them a talk on the harms of smoking".

Объявляю перекур, а так как вы, рядовой Пиллс, изучаете медицину, прочтите им лекцию о вреде курения.

Данный текст иллюстрирует не только армейский юмор, который в основных своих характеристиках универсален, но и отношение к словесно выраженной норме: во время перекура читать лекцию о вреде курения смешно».

«А 90 year old man goes to the doctor and tells him that he is going to get married to a 17 year old girl. The doctor said he hoped they would be very happy but warned him that the excitement might be fatal. "Well", replied the old man, "If she dies, she dies".

90-летний мужчина приходит к доктору и сообщает ему, что собирается жениться на 17 летней девушке. Врач отвечает, что надеется, что они будут счастливы, но предостерегает его от волнения, которое может оказаться смертельным. "Хорошо", - отвечает пожилой мужчина, "если она умрет, то она умрет".

Старость ассоциируется со слабым здоровьем, в данном случае происходит карнавальное переворачивание возрастных стереотипов поведения: старик считает, что он превосходит в физическом отношении свою 17-летнюю невесту».

В английском обществе проявление агрессии (зона минуса в ЧС) строго контролируется, не выражается прямо (знак «плюс» в функции ЧС – избегание зоны минуса, также возможна неценностность). Агрессия переводится в критику внешнего вида, его недостатоков (подобный перевод может говорить о возможном нахождении функции БС в блоке Эго и о знаке «минус»):

«Агрессивность англичан не исчезла, она лишь строго контролируется. Одним из важнейших каналов этого контроля является сублимация агрессии через юмор. Радио- и телепередачи для массовой аудитории изобилуют примерами грубого комизма, построенного на оскорблении и унижении одного из участников общения. Предметом осмеяния выступают физические недостатки и слабости людей — возраст, лишний вес, наличие лысины, нарушения речи и т.д. Ситуация рассматривается как юмористическая и, следовательно, безвредная. Важную роль при этом играет самоирония (self-deprecation), весьма распространенный способ поведения англичан, который почти никогда адекватно не воспринимается иностранцами».

Выводы по анализу английского юмора

1.      В функции ЧЛ выявлена возможная многомерность.

2.      Функция БС ценностная, знак «минус», предположительно находится в блоке Эго.

3.      Функция ЧЭ неценностная, маломерная.

4.      Функция БИ неценностная, маломерная.

5.      Функция ЧИ ценностная, маломерная, со знаком «плюс», выявлены индикаторы блока Суперид.

6.      Функция ЧС неценностная, многомерная, со знаком «плюс».

Найденные параметры функций соответствуют модели ТИМа ЛСЭ, что согласуется с выводами, полученными в первой части статьи (анализ ИТИМа Англии при помощи наблюдений). Это позволяет рассматривать анализ народного юмора как перспективный инструмент в определении интегральных ТИМов.

Литература:

1.      Тумольская В.А. Использование инструментов лингвистического анализа в определении интегральных ТИМов. Часть 1. // Соционика, ментология и психология личности. — 2015. — №2.

2.      Тумольская В.А. Использование инструментов лингвистического анализа в определении интегральных ТИМов. Часть 2. // Соционика, ментология и психология личности. — 2015. — №4.

3.      Тумольская В.А. Использование инструментов лингвистического анализа в определении интегральных ТИМов. Часть 3. // Соционика, ментология и психология личности. — 2015. — №5.

4.      Тумольская В.А. Об ИТИМе японского народа // Соционика, ментология и психология личности. — 2016.

5.      Овчинников В.В. Ветка сакуры.  — М.: Молодая гвардия, 1971, 224 с.

6.      Эглит И.М. Определение соционического типа. Самоучитель от А до Я. — М.: Чёрная белка, 2013.

7.      Эглит И.М. О термине «ценность» в соционике // Соционика, ментология и психология личности. — 2016. — №3.

8.      Тумольская В.А., Абрамов С.Д., Эглит И.М. О понятиях «ценность», «антиценность» и «область квадральной некомпетентности» в соционике // Соционика, ментология и психология личности. — 2016. — №4.

9.      Эглит И.М., Тумольская В.А., Абрамов С.Д. Основные свойства и управляющие эмоции функций// Соционика, ментология и психология личности. — 2012. — №5.

10.  Пятницкий В.В. Об управляющих эмоциях и модели ТИМ // Соционика, ментология и психология личности. — 2011. — №6.

11.  Эглит И.М. Различение родственных типов. Доклад на XXXII Международной конференции по соционике, Киев, 17-22 сентября 2016 г.

[http://socionicasys.org/forum/viewtopic.php?f=34&t=5823]

12.  Эглит И.М., Тумольская В.А.  Исследование переводов управления в модели А// Соционика, ментология и психология личности. — 2012. — №1.

13.  Букалов А.В. Интегральный тип информационного метаболизма США// Соционика, ментология и психология личности. — 1998. — №5.

14.  Карасик А.В. Лингвокультурные характеристики английского юмора. Дисcертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук: 10.02.04 / А.В. Карасик. — Волгоград, 2001. — 135 с.