Пт сен 08, 2006 18:20
Знаки в БЭ и ЧЭ
Давно уже думаю на тему знаков в белой этике. И обсуждение хочется начать с проявления "минуса", ориентируясь на примеры из жизни. Ситуации брал такие, где очень хорошо понимал, что "я так не могу".
Причем важно то, что у каждого типа все проявляется по-своему.
Одна из трудностей - мне придется передать чужие рассуждения своими словами. Но надеюсь, что мне удастся это сделать.
Вот уборщица из нашего института (предполагаю, что СЭЭ): "Вот у нас уходит человек из цеха на пенсию, и начали ему деньги собирать. И собирают с каждого по 100 рублей. Ну, у меня характер такой, что я могу людям все прямо в лицо высказать. Говорю им - вы сами хотели бы, чтобы вам по сто рублей собирали? Что такое сто рублей сейчас, человек на пенсию уходит, между прочим. Вот поражает меня эта жадность в людях. Ну, они смутились, конечно".
Еще меня всегда поражало в Наполеоне умение обидеть человека, а потом искренне и трогательно попросить у него прощения: "Ну не обижайся. Я же тебя очень люблю. Как ты себя чувствуешь?", не сделав при этом никаких выводов на будущее. Если человек отмяк, то для СЭЭ на этом проблема исчерпана, и завтра он может повторить ту же самую процедуру.
Вот эта свобода - "высказать в лицо все, что думаю" без малейшего дискомфорта и есть проявление минуса в БЭ, на мой взгляд.
Вот то же самое у Есенина - но витально: "И вообще, ты черствая, холодная. А что ты обижаешься? Не надо все мои слова всерьез воспринимать".
Сложнее - минус БЭ у Робеспьера. Коллега на работе иронически: "Ну а голова тебе на что?". Но, на мой взгляд, самое яркое у Робеспьера - это способность, невзирая на болевую ЧС, выдерживать длительный конфликт и чувствовать себя при этом абсолютно правым. Приведу обширную цитату из воспоминаний нашего бывшего директора, который мне кажется Робеспьером.
"Б.М. представил мне в один прекрасный день сотрудницу новую, которая, как он сказал, достаточно хорошо знакома с методикой измерения по эффекту Холла. То была женщина лет за 40, и поначалу я думал, что это будет серьезная помощница. Но ее первые же шаги, когда она стала устанавливать на большом столе стеариновые столбики и по ним проводить медные провода, меня уже насторожили. Я спросил, какую она избрала, так сказать, схему и быстро понял, чть она знакома с измерением эффекта Холла в металлах, где константа Холла достаточно мала и нужна высокая чувствительность метода. Но здесь-то всего этого не требовалось, но, к моему великому сожалению, женщина была с характером и очень неумная, да и не очень знающая, поэтому все мои попытки разъяснить ей, что здесь совсем другие условия, не удались. Она упорно отвергала все мои советы, наверное, немалую роль сыграла и моя молодость по сравнению с ней. Она не чувствовала и не хотела признавать моего авторитета и продолжала делать то же самое. И через некоторое время мне стало ясно, что от такой помощницы толку не будет. Я и с Вулом поговорил, просил его избавить меня от нее, но он отнюдь не принял моей стороны и возникла первая в моей жизни конфликтная ситуация с подчиненной.
Она писала на меня жалобы во всякие инстанции, Вул занимал нейтральную позицию, приходили комиссии, сначала институтские, потом райкомовские, потом, наконец, она дошла до горкома московского. И дело приобретало достаточно дурацкий оборот. Я прекрасно помню, как какой-то инструктор горкома говорил мне заведомо нелепые вещи, что все-таки какая-то польза от нее есть, так вот ваше дело как руководителя в том, чтобы эта какая-то польза рационально, так сказать, шла бы в дело. Но в конце концов я добился, чтобы ее от меня забрали, и попала она к председателю нашего местного комитета института. Он ее взял к себе. И уже через месяц он мне заявил, что теперь-то он понимает истинную подоплеку моих с ней столкновений. Чему, в общем-то, я позлорадствовал и сказал, что хорошо было бы предстедателю местного комитета понимать это и раньше."
Причем важно то, что у каждого типа все проявляется по-своему.
Одна из трудностей - мне придется передать чужие рассуждения своими словами. Но надеюсь, что мне удастся это сделать.
Вот уборщица из нашего института (предполагаю, что СЭЭ): "Вот у нас уходит человек из цеха на пенсию, и начали ему деньги собирать. И собирают с каждого по 100 рублей. Ну, у меня характер такой, что я могу людям все прямо в лицо высказать. Говорю им - вы сами хотели бы, чтобы вам по сто рублей собирали? Что такое сто рублей сейчас, человек на пенсию уходит, между прочим. Вот поражает меня эта жадность в людях. Ну, они смутились, конечно".
Еще меня всегда поражало в Наполеоне умение обидеть человека, а потом искренне и трогательно попросить у него прощения: "Ну не обижайся. Я же тебя очень люблю. Как ты себя чувствуешь?", не сделав при этом никаких выводов на будущее. Если человек отмяк, то для СЭЭ на этом проблема исчерпана, и завтра он может повторить ту же самую процедуру.
Вот эта свобода - "высказать в лицо все, что думаю" без малейшего дискомфорта и есть проявление минуса в БЭ, на мой взгляд.
Вот то же самое у Есенина - но витально: "И вообще, ты черствая, холодная. А что ты обижаешься? Не надо все мои слова всерьез воспринимать".
Сложнее - минус БЭ у Робеспьера. Коллега на работе иронически: "Ну а голова тебе на что?". Но, на мой взгляд, самое яркое у Робеспьера - это способность, невзирая на болевую ЧС, выдерживать длительный конфликт и чувствовать себя при этом абсолютно правым. Приведу обширную цитату из воспоминаний нашего бывшего директора, который мне кажется Робеспьером.
"Б.М. представил мне в один прекрасный день сотрудницу новую, которая, как он сказал, достаточно хорошо знакома с методикой измерения по эффекту Холла. То была женщина лет за 40, и поначалу я думал, что это будет серьезная помощница. Но ее первые же шаги, когда она стала устанавливать на большом столе стеариновые столбики и по ним проводить медные провода, меня уже насторожили. Я спросил, какую она избрала, так сказать, схему и быстро понял, чть она знакома с измерением эффекта Холла в металлах, где константа Холла достаточно мала и нужна высокая чувствительность метода. Но здесь-то всего этого не требовалось, но, к моему великому сожалению, женщина была с характером и очень неумная, да и не очень знающая, поэтому все мои попытки разъяснить ей, что здесь совсем другие условия, не удались. Она упорно отвергала все мои советы, наверное, немалую роль сыграла и моя молодость по сравнению с ней. Она не чувствовала и не хотела признавать моего авторитета и продолжала делать то же самое. И через некоторое время мне стало ясно, что от такой помощницы толку не будет. Я и с Вулом поговорил, просил его избавить меня от нее, но он отнюдь не принял моей стороны и возникла первая в моей жизни конфликтная ситуация с подчиненной.
Она писала на меня жалобы во всякие инстанции, Вул занимал нейтральную позицию, приходили комиссии, сначала институтские, потом райкомовские, потом, наконец, она дошла до горкома московского. И дело приобретало достаточно дурацкий оборот. Я прекрасно помню, как какой-то инструктор горкома говорил мне заведомо нелепые вещи, что все-таки какая-то польза от нее есть, так вот ваше дело как руководителя в том, чтобы эта какая-то польза рационально, так сказать, шла бы в дело. Но в конце концов я добился, чтобы ее от меня забрали, и попала она к председателю нашего местного комитета института. Он ее взял к себе. И уже через месяц он мне заявил, что теперь-то он понимает истинную подоплеку моих с ней столкновений. Чему, в общем-то, я позлорадствовал и сказал, что хорошо было бы предстедателю местного комитета понимать это и раньше."
При их-то ЧС. Эта грубость постоянно приводит к конфликтам. И в результате, к необходимости обороняться по ЧС.
)
Всегда поражалась их вежливости 
